В случае, если Вы в течение шести месяцев с даты сегодняшнего письма не получите никаких моих рукописей, прошу Вас более уже не ожидать и соблаговолить заняться изданием хотя бы того, что я выслал из Тифлиса, я надеюсь, и этого, что вы ныне имеете, хватит на два объемистых томика. Не войдут в эти сборники ни поэма «Окрестности Витебска», ни две фантазии «Духи» и «Два ангела», а также баллада из белорусских преданий «Зачарованая девица» и еще несколько вещей, которым я придаю наибольшее значение. Но что поделаешь... Оставим это на будущее, и если они окажутся достойными внимания читателя, то, несомненно, не будут преданы забвению и когда-нибудь обнаружатся. Вы мне советуете заняться описанием моих поездок по Кавказу. Ясное дело, что стыдно за наших земляков, поскольку ни один из тех, кто был или ныне пребывает на Кавказе, не занялся изучением этого предмета, столь важного и так интересующего нас. Отсутствие здоровья и времени не позволяет мне посвятиться этому, но впечатления и наблюдения мои, собранные в походах по левому отрогу Кавказа, передаю господину Михалу Бутовту, который уже несколько лет работает над описанием Кавказа, изучает здешние языки, собирает исторические материалы и значительную часть своего произведения, столь важного и интересного для нас, уже завершил. Отрывок из него под названием «Дербент» он, как сообщил мне, отослал Вам для «Атенеума». Я не читал этой части, но уверен, что он написал хорошо, ибо по дарованию, наблюдательности и поистине немецкой эрудиции в вопросах, касающихся Востока, мало кто может с ним сравниться. Пожалуйста, ободрите его и опубликуйте то, что он Вам направил, так как это человек молодой, лет двадцати, не больше, и нуждается в том поощрении, о котором так удачно выразился Галлам: «the sunshine of genius».
Помимо того, господин Леон Янишевский, переводчик «Цыган» Пушкина на польский, уже завершил свои «Впечатления от путешествия на Кавказ», которые, могу Вас заверить, будут иметь истинное значение и вызовут больший интерес, чем напыщенные образы Марлинского. Он уже переписывает их набело и через несколько почт перешлет в Варшаву для печати. После этих трудов я мало могу принести пользы, а лучше переведу какую-нибудь поэму с грузинского языка, изучению которого я предаюсь с некоторых пор. Опасаюсь только, что слабое состояние моего здоровья может вынудить меня прервать эти занятия. Если мне в этом году не удастся побывать в Пятигорске, то в обществе нескольких друзей я совершу восхождение на Арарат. Эта идея давно занимает мое воображение.
Завершая это письмо, считаю своей обязанностью просить у Вас прощения за то, что осмеливаюсь затруднять и обременять вас своими письмами. Я прекрасно понимаю, насколько мы должны беречь Ваше время, время, посвященное исключительно прославлению нашего народа и прогрессу нашей словесности. Но мои обстоятельства должны оправдать меня перед Вами. К кому бы мы обратились, если бы Крашевский отказал нам в помощи?
Примите, пожалуйста, мои искренние уверения в почтении и в том, что имею честь навсегда оставаться глубоко уважающим Вас
Вашим нижайшим слугой
Тадеуш Лада-Заблоцкий
6.
Тифлис, 15 февраля 1843 г.
Не знаю, как мне оправдаться перед Вами за мою назойливость и за то, что своими письмами я отрываю Вас от высоких трудов, которыми Вы прославляете нашу литературу. Простите мне, дорогой господин! За то, что я еще раз осмеливаюсь вас беспокоить и напоминать о себе этим письмом.
С 5 января нынешнего года я просил Вас уже не ожидать возвращения моих рукописей и приступить к изданию тех, которые я выслал с обещанием еще раз обратиться к господину П.П.Цехановскому и Реутту. Но различные обстоятельства не позволили мне написать им и ныне я едва нашел время, чтобы еще раз письменно напомнить им, чтобы они отослали Вам оставленные у них рукописи. И если рукописи не будут получены в течение шести месяцев от даты нынешнего письма, пожалуйста, не ожидая более, приступите к переговорам с Завадским, а не с Глюксбергом, который не только дурно обошелся с нами, не выслав многих нужных книг, за которые заранее взял деньги, но и начал публиковать мои произведения.