Вы не поверите, скольких нас, жителей Кавказа, обрадовало первое известие о том, что Вы окончательно порвали с этой знаменитой Волынско-Литовской группировкой, которая, не боясь ни Бога, ни людей, старается дать фальшивое и реакционное направление новому поколению. Я всегда уверял моих друзей, что это должно произойти и, к счастью, не оказался ложным пророком. В порыве воодушевления и в доказательство нашей солидарности мы все решили выслать Вам целую кипу статей для «Атенеума», но известие о некоторых происшествиях и выезд Потоцкого с князем Воронцовым из Тифлиса не позволили нам осуществить это намерение. Лучше поздно, чем никогда, во всяком случае, со своей стороны, я исполняю обещание и высылаю Вам несколько последних моих стихотворений, а именно: 1. «Карл Великий» (баллада). 2. «Серьги Зары» (испанская баллада). 3. «Беглец» (романс). 4. «Мольба пророка». 5. «К К... Д...ской». 6. «Казимежу С...и». 7. «Совет неучу», которые прошу, если это возможно, поместить в следующем номере «Атенеума». Кроме того, я должен был выслать Вам некоторые мои переводы из Гете, в которых я старался придерживаться размера оригинала, но отложил это на потом. Намереваясь выехать на родину и обязательно повидаться с Вами, хотя бы для этого пришлось свернуть с дороги на несколько сот верст, я направил часть моей корреспонденции на Ваше имя и извиняюсь перед вами за эту смелость.
Так что если Вы получите на свой адрес какие-либо письма на мое имя, очень прошу распечатать их, ибо в них не может быть никаких тайн, и в одном конверте переслать мне в Тифлис по указанному ниже адресу.
Примите слова глубочайшего почтения и нежнейшей благодарности, с коей имею честь оставаться навсегда нижайшим слугой милостивого благодетеля.
Тадеуш Лада-Заблоцкий.
Его Высокоблагородию Ивану Васильевичу Росковшенко, г-ну инспектору Тифлисской гимназии, с передачею отставному подпоручику Фаддею Илларионовичу Лада-Заблоцкому в г. Тифлисе.
Рукописный отдел Ягеллонской библиотеки, Rkps BJ, sygn. 6482/IV (фрагмент этого письма был опубликован Турковским)
8.
Кульпы у подножья Арарата на турецкой границе, 9 января 1847 г.
На любезное и столь долгожданное Ваше письмо от 29 августа прошлого года я собрался ответить лишь сейчас. Причиной промедления была болезнь и кончина моего сотоварища Владислава Стшельницкого, а также неуверенность в моей судьбе. Несмотря на самое горячее желание вернуться на родину и посвятить себя исключительно литературе, рок как бы нарочно задержал меня в Закавказье. Князь Наместник дал мне должность управляющего Кульпинскими Соляными промыслами, должность, быть может, очень важную в Грузии, но до этого занимаемую людьми, более заботившимися о своих собственных, нежели казенных интересах. Если Бог благословит меня, я надеюсь принести большую пользу этой стране, а принимая управление с такой мыслью, я не знаю, удастся ли мне оставить что-либо полезное для нашей литературы, хотя я собрал столько материалов для описания Армении, страны, которая может нас интересовать с многих точек зрения.
То, что пан Войцех не пишет Вам, связано с определенными причинами. Однако когда я, выезжая из Тифлиса, говорил ему, что при первой возможности напишу Вам, он велел мне передать от него поклон. Вы имеете в нем искреннего друга, который в полной мере способен оценить Ваши заслуги и Ваше посвящение.
Из «Петербургского еженедельника» Вам известно, что мы понесли безвозвратную потерю со смертью блаженной памяти Владислава Стшельницкого. Его рукописи находятся у меня. Среди них повесть «Махмудек», которая по своим достоинствам и художественной отделке займет значительное место в нашей литературе. Я бы хотел все это опубликовать, но, заброшенный на границу Турции, не знаю, осуществлю ли это намерение. На вырученные деньги я воздвиг бы ему памятник на его могиле в Тифлисе. Я обращаюсь к Вам по этому вопросу и надеюсь, что Вы не откажете в совете и помощи. Что касается расходов по объявлению, все это я мог бы взять на себя. Только в Грузии я собрал бы около двухсот подписных билетов. Поэтому прошу вас уведомить меня, к кому мне обратиться, к Завадскому или к Глюксбергу, и сколько может обойтись издание, насколько возможно роскошное, рукописи, содержащей около двадцати печатных форм?