Надеюсь, что Вы и на этот раз не откажете удостоить меня своим ответом по нижеуказанному адресу. Имею честь навсегда оставаться Вашим покорным слугой
Тадеуш Лада-Заблоцкий
Его Высокоблагородию Фаддею Илларионовичу Лада-Заблоцкому, управляющему Кульпинскими Соляными промыслами, через Тифлис и Эривань в Кульпы.
9.
8 мая 1847 года, Кульпы на турецкой границе в Азии
Милостивый Государь! Ваше драгоценное письмо от 26 февраля я получил несколько почт тому назад. Не мог сразу ответить, потому что хаос жизни в Кульпах подавляет меня и не оставляет ни одной свободной минуты. По справедливости благословите нашего доброго, благородного и умного наместника. Так недавно управляет он нашим краем, а Кавказ уже приобретает иной вид. Лязг оружия начинает глохнуть, злоупотребления прекращаются, пустыни Армении и Карабаха, всегда пульсировавшие жизнью и промыслами, снова начинают заселяться, порядочные люди назначаются на посты, непорядочные должны, хочется им или не хочется, приноравливаться и молчать. Я убежден, что если Бог даст здоровья Князю наместнику еще по меньшей мере на десять лет, то Кавказ станет Италией России, ибо мы уже имеем и газеты, и литературу, и типографии, и театры, и своих собственных музыкантов и живописцев. И все это создал Князь наместник за два года, что же будет за десять с лишним лет? Опасаюсь, что вы можете принять мои слова за поэтическое преувеличение, но это искренняя правда.
Тифлис стал утрачивать азиатские черты, и так застроился на протяжении последних лет, что его невозможно узнать. Князь наместник, помимо этого, основал при своей канцелярии Публичную библиотеку, в нее передали и библиотеку блаженной памяти Стшельницкого, для которой будет выделен отдельный шкаф с надписью золотом: «В честь блаженной памяти Стшельницкого». Я просил бы Вас соблаговолить прислать все свои произведения в библиотеку Канцелярии Князя, Вы получите публичную благодарность в газете «Кавказ», которую, наверное, должны получать, поскольку, выезжая из Тифлиса, я просил редактора, чтобы он высылал Вм это издание в обмен на «Атенеум».
Вы меня просите сведения о каких-нибудь памятниках здешней древности языческих времен. Христианство, а позже ислам все это истребили. Быть может, в недоступных уголках Кавказа случится еще встретить какую-нибудь достопримечательность, но я пребываю так далеко за Кавказом, что для меня это становится невозможным. При взятии штурмом Кара-Кюри в Лезгии в 1839 году, в одной дымящейся сакле я нашел три медали с рельефом Траяна, Веспасиана и Марка Аврелия, которые по настоятельной просьбе немецкого путешественника отдал ему. Не верьте, пожалуйста, описаниям путешествий по Кавказу французов и немцев. Дюбуа де Монперре ввел в оборот много лжи, хотя он считается одним из честных писателей-путешественников. То, что он говорит о сходстве абхазов и литовцев, сущий вымысел.
Осетины на самом деле имеют голубые глаза и светлые волосы, и этими славянскими чертами они отличаются от всех кавказских народов, хотя в их языке нет ни одного славянского слова, у них есть несколько немецких слов, среди них - „werden” и „haben”, а откуда они взялись - это неразгаданная тайна. Чтобы осмыслить Кавказ с этимологической точки зрения, нужно иметь способности Меццофанти. Ибо помимо трех основных языков - армянского, татарского и грузинского - совершенно отличных друг от друга, имеются абхазский, черкесский, осетинский, лезгинский, аварский, кумухский, курдский и иные языки. Безмерно жаль Стшельницкого. Он знал татарский и лезгинский языки, начал изучать кумухский и пролил бы истинный свет на Кавказ, тем более, что Князь наместник избрал его для исследования Кавказа.
Можете ли Вы взять на себя посмертное издание сочинений Стшельницкого? Если бы я был в Тифлисе, где у меня обширные связи, я мог бы, несомненно, получить 200 подписных билетов и обратиться к Завадскому, но находясь в Кульпах, я связан по рукам и ногам и не знаю никого, кто бы хотел этим заняться. Я классифицировал и переписал начисто все рукописи блаженной памяти Владислава, среди которых имеется восточная повесть «Махмудек», поражающая талантом, красотой языка и оригинальностью мысли автора. Я хотел поручить это Якубу Юркевичу, но он так медлит со своей «Звездой», на которую я собрал в Тифлисе подписку, что я уже начинаю сомневаться, засияет ли она когда-нибудь. Пшецлавский, похоже, погасил ее своим сарказмом.