Я желал бы и бы мог работать если не для славы, то хотя бы для пользы соотечественников. И именно с этой целью, как только мне позволит время, я займусь переложением «Истории закавказского края» на польский язык. Аббас-Кули, чтобы не навлечь на себя гнев потомков нескольких исторических лиц, некоторые факты скрыл или фальсифицировал. Я знаю об этом и мог бы в польском переводе исправить эти ошибки. Это произведение было бы важным для истории литературы нашей страны.
Что касается издания моих стихов, я думаю не о славе, которой знаю цену, не о похвале критиков, которые уже не могут меня ни испортить, ни исправить, - я ощущаю лишь свою физическую и моральную болезнь; мои думы - лишь о безвестной, бесславной могиле на чужой и негостеприимной земле. Большая часть моих песен, омытая горькими слезами страдания, исторгнута моим сердцем. Быть может, хотя бы в них прозвучит божественная, благородная, высокая мысль, которая в согласии с народным духом проникнет хоть в одно честное сердце; о! тогда бы я был вознагражден за все прошлое, был бы от всей души рад их изданию и благодарен тому, кто взял бы на себя этот труд.
Первопубликация: «Рочник Литерацкий»,
1849, т. 4, с. 10-14.
Из Письма Леона Янишевского издателю «Паментника Науково-Литерацкого» Ромуальду Подберескому*
Уважаемый Пан Ромуальд!
Желаешь, чтобы я сообщил тебе о трудах нашей молодежи на Кавказе и надеешься на их участие в твоих публикациях. Слишком рано ты представил образ нашего духовного и писательского состояния, о котором тебе как-то написал покойник Тадеуш. Знаю, что он там одним росчерком пера натворил историков, статистиков, этнографов, геологов, ориенталистов и т.д. и т д. Что касается меня, то покорно признаю, что о большинстве из этих замечательных мужей и их творчестве знаю весьма немного. Что знаю, расскажу. Стшельницкий умер - великий талант - настоящий поэт - писатель, подававший большие надежды. Знаешь его работы, потому что ты первым представил его творчество в своих «Рочниках» («Ежегодниках»). Больше он почти ничего не оставил. «Махмудек» - его лучшая повесть, но (увы), часто напоминающая «Мулла-Нур» Марлинского, была опубликована в «Библиотеке Варшавской». Стшельницкий был большим почитателем русской литературы. Марлинский был для него поэтом и прозаиком nec plus ultra. В результате, сам о том не ведая, пропитанный чтением его произведений, при создании «Махмудка» и в идеях, и в образах стал отчасти его наследником. Но зато в «Махмудке» есть отрывки, овеянные трогательной печалью, болезненным юмором, присущим лишь нашему незабвенному Владиславу. И без сомнения можно утверждать, что вскоре он бы отряхнулся от воспоминаний, которые делали его невольным подражателем, и стал бы нашим значительным, оригинальным писателем.
Заблоцкий. Знаешь его, хоть и не так хорошо, как я. Не ищи здоровой, сильной мысли ни в его сочинениях, ни в его жизни, ни в его смерти. - Везде у него мысль - невольница поверхностной манерности. Наконец ему и самому надоел этот концерт на Эоловой арфе - захотелось ему выступить мыслителем - поэтом... и написал «Казбек»... - галиматью, как Казбек, грандиозную!.. - Написав «Казбек», принял обязанности [управляющего - М.Ф., Д.О.] Соляными копями незадолго до смерти и окончил жизнь над реестрами и графами! -Vanitas vanitatis!!.. »
Константы Зах, secundum Thaddaeum orientalista. - Правда, знал языки: персидский, татарский, турецкий; собирался всю жизнь писать турецкую или персидскую грамматику и был в состоянии исполнить этот замысел; но все осталось в проекте. - Не написал ничего, кроме названия грамматики и чахлых заметок о некоторых провинциях Турции. - Но это был человек, муж великой стойкости и благородных чувств. - Да и мог ли он грызть грамматику, озабоченный ежедневной мыслью о хлебе? Это нужда загнала его повторно на военную службу, несмотря на расстроенное здоровье. - Подрядившись на строительство железных дорог в горах, он нашел там смерть под обломками скал в волнах горного потока. - Вздохнем же о честном Костусе - жаль его больше, чем десяток наших братьев-поэтов!!!»
Янишевский Л. Паломничество Леона Янишевского к могиле Александра Грибоедова на гору св. Давида в Тифлисе
Михал Анджейкович - это трудолюбивый компилятор, собирающий материалы со всего Кавказа и во всех областях. Делая выписки из истории Кавказа на разных языках, без разбора ловит все сообщения об этом крае. Беседы с местными жителями также доставляют ему обширный материал. Одним словом, он постоянно рыщет и собирает. - Что из этого сотворит, одному Аллаху известно! - Как ему представляется, это будет Silva rerum petua чужой эрудиции и собственных взглядов - исторических фактов и больших научных амбиций, а ведь поскольку у нас это будут первые сведения о данных краях на родном языке, они могут пробудить большой интерес не без пользы для тех, кто умеет применить собранные в труде материалы. - Автор трудится, окруженный тайной. Он любит использовать чужие материалы, своих же никому и никогда не показывает. Судя по времени, которым располагает этот счастливый человек, и по его запалу в сборе материала, он уже должен иметь целые тома. Но увы! Трудно будет ими воспользоваться. Я слышал, что ранец, в котором автор возит свои «шпаргалы», он сам вполне серьезно оценивает не менее, чем на 40 000 ассигнационных рублей, то есть столько он надеется получить от издателя, которому окажет честь публикации своего творения. Чтобы не снижать ценности труда статейками, опубликованными заранее, Анджейкович решил не печатать отрывков ни в одном журнале, чтобы потом явлением всего творения, мощного, как палица Геркулеса, сразу одурманить читателя. - Напишу ему от твоего имени; но советую тебе самому попытать счастья у этого набоба кавказской старины.