Хасана хватились не сразу. Лишь на четвертый день начали искать спасатели. Вместе с ними был и Мишка. Он увидел и понял все…
— Аслан! Не стало отца! Он погиб, возвращаясь в город. Но почему-то багажник был полностью загружен. Скажи, отец навестил тебя?
— Лучше б не приезжал…
— А что случилось?
— Мишка, он оскорбил меня при всей семье! Потому мы вернули ему все, что привез. И не оставили у себя на ночь.
— Аслан! Его надо похоронить!
— Я не смогу! Я очень далеко в горах. Пока доберусь до города, пройдет много дней. Хороните без меня. Хреновую память оставил он о себе! Не хочу говорить о нем.
— Аслан, он наш отец. Второго не бывает. Уж какой достался. Прости мертвого.
— Не могу! Отстань!
— Ты одну обиду простить не можешь. Как же я все детство свое простил вам обоим? Пойми, тебе нужно выбраться на похороны.
— Не успею, даже если очень захочу. Я приеду к вам не раньше чем через месяц…
— Тебя не поймут…
— А я давно не дышу на показуху. Как могу, так и канаю. Не учи, братуха! Вон, старик мне мозги полоскал. Пусть каждый из нас дышит своим законом и не суется в дела другого, — оборвал Аслан Мишку и выключил телефон.
Михаилу предстояло рассказать матери о смерти отца. Он приехал без предупреждения и, войдя в квартиру, порадовался, что мать и впрямь держит слово, не берет квартиранток.
Катя чуть ли не с порога стала рассказывать Мишке о своем сне:
— Понимаешь, вижу я, вроде мы помирились с Хасаном. Простили друг другу все. И он решил отметить эту радость в своем селении. У Аслана и тетки. Ну, мы поехали. Я вместе с Хасаном впереди, а вы с Лянкой сзади. Ну так-то До середины дороги доехали, вдруг Хасан повернулся ко мне и спрашивает:
— А с чего это вы во всем черном? Ведь мы едем отмечать примирение! К чему ж вы с Лянкой оделись в траур, кто умер, по ком печалитесь?
— Мне аж неловко стало. Глянула на себя, на Лянку. И впрямь, будто не в гости, а на похороны с ней собрались. Хасан остановил машину, чтоб мы переоделись, ну подошли мы к кустам, а на них и листья, и цветы искусственные. Даже страшно стало, — призналась Катя.
— Мам! Отца больше нет. Он погиб, когда возвращался от Аслана. Машину понесло. Ну и в пропасть стянуло. Видно, поздновато ехал, а тут еще дождь, дорога и подвела…
— Так он в больнице?
— В морге лежит! Причем больница? Он уже четыре дня мертвый!
— Выходит, сон в руку? Неужели Хасан умер? Такого не может быть! Ведь обещал приехать.
— Не доехал! Жадность погубила его! Он мог выйти из машины и пойти в город пешком, бросив машину и багаж. Но он не смог с ними расстаться и решил вырваться. Но помешал камнепад. Отец был в машине, хотя времени у него хватало. Если бы не скаредность ваша, он был бы жив, — говорил Мишка, дословно повторив слова спасателей.
— Значит, погиб? Нет его совсем? Некого мне больше ждать? А для чего же я живу? — изумилась Катя.
— Мам, а мы у тебя есть. Или забыла о нас?
— Вы? Да зачем я вам, лишние путы на ногах. Кто я нынче? Даже Хасан ушел. То-то Сюзанку сегодня видела, уже под утро. Злое обещала, цепочками задушить твоего ребенка еще в утробе! — вспомнила баба.
— Где они? — подскочил Мишка.
— Кто?
— Цепочки Сюзанки!
— В коробке на шкафу!
— Дай их сюда!
— Зачем они тебе?
— Не место им у нас. Подальше от греха верну их. Позвоню ее матери, пусть заберет свое. Не сможет она, сам отвезу! — схватил цепочки, сунул их в карман, пошел к двери, но мать остановила:
— Миша! Аслан когда приедет хоронить отца?
— Не жди его.
— Почему? — вытянулось лицо женщины.
— Они поругались.
— Он не может простить покойного отца?
— Значит, не все можно забыть! И я Аслану не могу приказать, он старший брат. Сам за себя ответит. Обещает приехать через месяц, не раньше. Он только перегнал овец на другое место. Пусть сыновья оглядятся там.
— Сыновья? Чьи? — открыла рот баба.
— Я не оговорился. У Аслана двое детей. Уже подростки. Помогают пасти отару уже давно. Его жена учительница. Таней зовут. Живут они дружно. Ты не волнуйся. У Аслана все в порядке. И не ругай его за то, что в мужике человек проснулся, какой все годы дремал. Не простил отца, что тот при всей семье козлом назвал, неспособным сделать свое дитя! Он родной! А там были чужие, те, кто приняли его и заменили всех нас. Уж и не знаю, как он выдержал и не выбил его из дома кулаком.