– Аккуратненько, не заторапливайте, – наказывал Богданов, навещая их. – Набирайте километры, но чтобы и в рукавах оставалось. Чтоб он всегда хотел поработать ещё.
О рекордах они думали про себя. Разговоры нервировали бы Елыгина, а его беспокойство передавалось бы Микроскопу. И когда Елыгин заговаривал о конечной цели их работы, Богданов посмеивался:
– Посмотрим, на что способен орловец, вот и цель. Так и Микроскопу объясняйте…
Он формировался гораздо быстрее сверстников, но оставался жеребёнком неброским. Да ещё этот размёт… «Готовь Микроскопу железные наколенники!»– советовали Елыгину. Но, удивительно: Микроскоп не носил и той обуви, без которой не обходится самый ладный рысак. И ещё одно поражало в Микроскопе: он бегал всегда только рысью. А ведь естественный аллюр – это галоп. И когда выжимают резвость, рысак, прошедший самую хорошую школу, нередко скачет. Микроскоп же не умел скакать. В это было трудно поверить. Случалось, Елыгин бросал вожжи, показывал хлыст. Ничто не действовало. Микроскоп не сбивался. Сотни лет человек приучает рысистую лошадь забыть галоп, но природа берёт своё. Микроскоп же в этом отношении был как бы уступкой природы, как бы наградой человеку за его бесконечный труд. Причиной этой странности был, несомненно, длинный, стелющийся ход Микроскопа. Когда и без того невысокий, он набирал призовой пейс, то вытягивался вровень с качалкой в тугую поющую струну. От того, что это был эксперимент, от того, что полной уверенности в его успехе не было и у самого Богданова, был и взят ничем не примечательный жеребёнок. Но и недостатки Микроскопа странным образом помогали задуманному.
…С весны Микроскоп начал регулярно выступать на ипподроме. Елыгин как бы ушёл с ним в длительный отпуск. Не доверял жеребёнка никому из штатных ипподромных наездников. В конце сухого и жаркого августа в одном из заездов Елыгин впервые ослабил вожжи, и впервые в истории так стремительно пошёл к финишу двухлетний орловец. Зрители были потрясены, конники обескуражены лёгкостью победы, бесстрастные судьи объявили новый всесоюзный рекорд. План Богданова был выполнен.
Когда Елыгин и Микроскоп вернулись с Московского ипподрома в родной завод, Богданов осмотрел жеребёнка и пришёл в восторг: Микроскоп был, в абсолютном, как говорят конники, порядке.
– С рекордом!
– А я недоволен, – сказал Елыгин.
Богданов поднял брови.
– Поосторожничал я. Время могло быть лучше.
– На то и рекорды, чтобы их отвоёвывать по крупице!
Елыгин думал о чём-то своём. Черты лица его заострились сильнее обычного.
– Мы готовы к большему, – произнёс он, нахмурившись. – Мы должны выступить ещё. Через три недели открытый приз.
Если другой рвётся на совет, нарочно вызывает на спор, чтобы проверить себя, выслушав возражения, то не таков Елыгин. Можно, конечно, запретить ему выступать. Но это не для Богданова. И не для Елыгина. Он будет переживать приказ тяжело и долго, отказ заденет его глубоко. Лучше посоветовать, поправить как бы между прочим… И Богданов улыбнулся:
– Это хорошо, что вы чувствуете в нём запас. Нам всегда так кажется. Только три недели, думаю, маловато. Он ещё очень зелен. Сама клетка нервных тканей, сухожилий, мышц молода. Через три недели Микроскоп не придёт в лучшие формы, а ведь для рекордных выступлений нужны абсолютно благоприятные обстоятельства. Состояние лошади, погода, дорожка, настроение обоих…
Три недели перед открытым призом Елыгин не расставался с Микроскопом. Сам задавал ему корм, сам чистил его и всё разнообразил тренировки. Они ездили в шарабане, прогуливались верхом, выезжали на пашню. Микроскоп чувствовал себя как-то особенно хорошо и всё ласкался к Елыгину.
– Ешь! – ворчал Елыгин, видя, что Микроскоп не наклоняется к сочной траве.
Но Микроскоп смотрел ему в глаза и, озорничая, брал траву лишь из рук.
В вечер перед отправкой на ипподром между Елыгиным и Богдановым состоялся ещё один разговор. За окнами директорского кабинета темнело, но Богданов не включал огня.
– Всё-таки решили ехать?
Елыгин не отвечал.
– Иван Степанович, – говорил Богданов,– вы заработали право выступать без моего разрешения. Вы дрожали, вы корпели над Микроскопом. Вы лучше меня чувствуете, сколько с него можно спросить. Если бы речь шла о лошади, которую вы готовили за зарплату… Но в Микроскопа вы вложили всего себя, и я не могу мешать вам.
– Я хочу ещё раз улучшить орловский рекорд, закрепить его. Я думаю даже… – Елыгин закусил губу и замолчал. Богданов смотрел на него внимательно. – Словом, мы не можем терять времени. Сентябрь. Беговой сезон заканчивается. Дорожка с каждым днём всё тяжелее. Конечно, можно подождать следующего лета. Но тогда всё начнётся сначала, придётся штурмовать рекорды трёхлеток. И мы будем их штурмовать!– Елыгин тряхнул головой, –но сейчас нужно…