Лекарий спокойно ждал. Где-то за его спиной стояла Арина. Зодчий отчётливо слышал её немой крик: «Попробуй! У тебя получится!»
— На какой странице я должен открыть книгу? — спросил Зодчий.
— Книга раскроется сама…
Зодчий задержал дыхание, как перед прыжком в воду, затем открыл книгу.
Он ждал чуда. Но чуда не произошло — страницы остались девственно чисты. Зодчий торопливо пролистал несколько страниц, потом, с коротким вздохом разочарования, закрыл книгу.
Лекарий завернул фолиант в тряпицу и молча унёс его в темноту.
Тёплая мягкая ладонь легла на плечо Зодчему.
— Не переживай, — сказала Арина. — Никому ещё не удавалось прочитать откровение так далеко!
— Слабое утешение… — покачал головой Зодчий. — Что я скажу Амвросию?
— А ты его спроси, до какого места он сам дочитал?
Зодчий уловил в совете девочки скрытую иронию и решил с огнём не играть.
— Пошли, — вздохнул он, — по дороге что-нибудь придумаем…
Амвросий по растерянному виду Зодчего сразу определил «глубину погружения» в текст, поэтому спокойно ждал слов выходца. По собственному опыту он знал, что книга Церапа способна развязать язык даже немому. Оттого и не торопил заставника.
— Знаете, — вздохнул Зодчий после продолжительного молчания, — я ожидал совсем не этого…
— Разумеется! — с ироничной улыбкой на губах произнёс Амвросий. — До мгновения соприкосновения с книгой ничего нельзя знать заранее.
— И всё же… — Зодчий с трудом подбирал слова. — Легонт говорил об откровении несколько иначе.
— Это устное предание. Мы его никогда не записывали.
— Почему?
— Долгая история. Корни её уходят ко времени написания книги Церапа. К сожалению, письменных подтверждений у нас нет.
— А… — Зодчий на секунду замялся. — Вы сами… сколько смогли прочитать?
Амвросий сделал вид, что не заметил смущения выходца.
— Ты, действительно, хочешь узнать?
— Вообще-то…
— Я отвечу: у меня была всего одна попытка. Дальше взбесившихся коней я ничего не узнал.
— Вы не пробовали записать собственное прочтение книги, а потом сравнить его с другими?
— Пробовали.
— И что?
— В книге Церапа каждый раз появлялись новые пустые страницы…
Едва он вышел от Амвросия, как столкнулся с взволнованным Легонтом. Поселенец ничего объяснять не стал, попросив заставника следовать за собой. Зодчий покорно побрёл по извилистым переходам, стараясь не отставать. Оказавшись на месте, Зодчий сразу узнал помещение — вольер для собак-почтальонов. Не понимая, для чего потребовалось его присутствие в этой комнате, он спокойно ждал разъяснений.
Легонт явно находился в затруднительном положении. Поселенец несколько раз подходил к столу, на котором были разложены последние «трофеи» собак, но каждый раз отходил в сторону, нервно потирая ладони.
Наконец, справившись с волнением, он заговорил:
— Мы никогда не спрашивали выходцев ни о чём подобном. Но сегодняшние события вынуждают меня сделать это, потому что ты последний, кто попал в наш мир…
— Что ты хочешь узнать? — мягко спросил Зодчий, удивлённый не столько вопросом, сколько необычным поведением всегда выдержанного поселенца.
— Из какого года ты попал к нам?
Вопрос странным не казался. Зодчий ответил сразу:
— Сентябрь двухтысячного.
— Ух, ты!.. — Легонт присел на скамью и как-то странно посмотрел на Зодчего.
— Твоё удивление относится ко мне или ко всему этому? — Зодчий указал рукой на заваленный книгами стол.
Легонт наморщил лоб, потом встал, протянул Зодчему одну книгу из числа тех, что были аккуратной стопкой сдвинуты на самый край. Зодчий принял том, повертел в руках, недоумённо пожал плечами — книга как книга, таких тысячи у Лекария.
— Чему я должен удивляться?
— Посмотри год издания… — тихо попросил Легонт.
Зодчий раскрыл книгу на первой странице и громко прочитал:
— Москва. Издательство «Эдельвейс». 2063 год.
Не сразу до него дошёл смысл прочитанного. Пришлось дважды вслух повторить три коротенькие строчки, прежде чем он осознал цифру «2063»!
Книга с исчезающими страницами сразу отошла на второй план, заставив Зодчего искать объяснение тому, чему объяснения не было… Вот он, Зодчий, из 2000 года, вот Легонт из «мира Амвросия», а вот книга, которую только издадут через 63 года, но которая сейчас лежит в руках заставника и словно насмехается над ним всеми красками яркой обложки и каждой буковкой многостраничного тома…