— Чем он может заниматься, кроме вашей последней разработки?! — ответил Агути, откровенно изучая Зодчего.
В его широко открытых глазах весёлый интерес быстро сменился молчаливым подозрением.
На выходе из дома Зодчий приотстал, сделав вид, будто копается в рюкзаке. На самом деле он хотел пропустить Агути вперёд, потому что не имел ни малейшего представления, где находится оружейная комната!
Хитрость удалась. Агути уверенным шагом завернул за угол дома, и они неожиданно оказались перед входом в подвал, которого шесть дней назад здесь тоже не было!
Зодчий остановился, с тревогой прислушиваясь к себе. Сердце бешено колотилось, во рту пересохло, в ногах появилась слабость. С трудом заставив себя сдвинуться с места, он медленно последовал за Агути…
Фархада они обнаружили у длинного обитого металлом верстака, на котором ровными рядами лежали стрелы с зазубренными наконечниками из голубоватой стали.
— Сплав, который ты предложил, оказался слишком хрупким, — сказал Фархад, заметив приближение Зодчего. — Я кое-что изменил в химическом составе и добавил катализаторы. Посмотри, какие красавицы получились! — Фархад взял стрелу, вложил в лук и, почти не целясь, выпустил её в дальний конец комнаты — там белыми пятнами светились несколько мишеней.
Тренькнула тетива, прошелестела стрела, и в тёмном углу сверкнула искра.
— Видал?! — восторженно произнёс Фархад. — Мишени наклеены на металлические листы. Так эти красавицы, — он любовно погладил ровный ряд стрел, — пробивают листы насквозь!
— Впечатляет… — Зодчий попытался своим голосом изобразить невероятную радость и воодушевление.
По-видимому, ему это плохо удалось, потому что Фархад обронил:
— Только ты не обижайся, что я твою методику изменил. Для нас ведь главное результат.
— Разумеется… — быстро согласился Зодчий.
— С новым сплавом мы будем изготавливать по десять-двенадцать тысяч стрел в день!
Испарина покрыла лоб Зодчего.
— Фархад, ты определённо молодец… — сказал он почти правдоподобно-радостным тоном. — Извини, сейчас я немного не в форме. Мы потом об этом поговорим…
— Конечно! — согласился Фархад. — Но ты не забудь: с изготовлением усиленных арбалетов нам следует поторопиться. Время-то уходит!
— Время уходит… — эхом повторил Зодчий, внутренне содрогаясь — короткая фраза всколыхнула в его памяти что-то очень-очень страшное…
Вслед за Агути он вышел на воздух. Здесь, прямо у дверей, опустился на траву. Сердце работало тяжело, с перебоями. Пальцы рук, которыми он попытался застегнуть пуговицы куртку, противно дрожали. В голове звенела пустота…
— Что с тобой?.. — встревожился Агути.
— Не знаю… — ответил Зодчий. Слова прозвучали невнятно, словно голову обложили толстым слоем ваты. — Мне что-то нездоровится…
— Пошли! — решительно произнёс Агути. — Полежишь в постели, а я тебе свой фирменный грог приготовлю. Завтра как огурчик проснёшься!
Про «огурчик» Зодчий часть фразы пропустил, но вот грог! — во всём Зоконе никогда не было спиртного!
Когда Агути ушёл, Зодчий встал с кровати, подошёл к полке, достал знакомую тетрадь. Переплёт, рисунок, тиснение были прежними. С облегчением вздохнув, Зодчий начал неторопливо листать исписанные убористым почерком страницы. Скоро понял — ему лучше присесть. Он так и сделал, после чего положил тетрадь перед собой и стал внимательно читать:
«…отмечено много случаев членения «ходульников» на две и даже три особи, способные к агрессивному поведению на третью-четвёртую минуту после деления. Кроме того, всё чаще встречаются симбионты, с доминированием передних конечностей, которыми они способны как нападать, так и передвигаться с их помощью. Зарегистрированы случаи появления хитиновых панцирей у, так называемых, «летающих гну». Эти организмы отличаются крупными размерами и более изощрённы в нападении. Следует также учитывать, что «летающие гну» не являются продуктом Перехода, а лишь калькируют информационную матрицу во время «лучистого» извержения…»
Зодчий отшвырнул тетрадь в сторону.
«Бред! Бред! Бред!» — подумал он, стискивая голову в ладонях.
Вошёл Агути. Сделав вид, будто не заметил валявшейся на полу тетради, поставил перед Зодчим высокий бокал из цветного стекла и требовательно произнёс:
— Пей! Полегчает.
Зодчий одним глотком опорожнил содержимое, прислушиваясь к тому, как огненный ком напитка скользнул по гортани, заставив запылать пищевод. Сначала загорелись уши, словно Зодчего уличили в постыдно-омерзительном поступке, потом огонь проник в голову, и она сделалась невероятно тяжёлой.