Подъезжая к поселению, Зодчий смотрел по сторонам с большим вниманием, чем прошлый раз. Причина была понятна: он пытался визуально определить, насколько изменения затронули форпост верцев. Придирчивый взгляд заставника не обнаружил заметных отличий в деревянных сооружениях. Однако едва он пересёк линию ворот, в глаза бросилось обилие оружия, висевшего прямо на стенах каждого дома в специально устроенных нишах. В остальном же всё выглядело как обычно.
Енор сам проводил гостя по смутно знакомым коридорам. Зодчий оказался в комнате, где в прошлый раз беседовал с Легонтом. Сегодня здесь не было ни самого макета, ни огромного стола, на котором тот когда-то стоял.
Легонт вошёл в сопровождении знакомого старика.
— Познакомьтесь, — сказал Легонт, — Это Лекарий — наш библиотекарь.
Зодчий едва не брякнул, что они уже знакомы, но в последнюю секунду сдержался, с заметным напряжением проговорив:
— Я много о вас слышал…
Легонт без предисловий заговорил:
— В прошлый раз вы просили о возможности ознакомиться с нашей историей на примере письменных источников. Лекарий подобрал нужные книги. Но читать их необходимо в специальной комнате — рукописи за последние годы сильно пострадали. Мы никогда не выносим их из хранилища.
— Куда я должен идти?
— Лекарий проводит вас.
Зодчий последовал за молчаливым стариком.
Остановила выходца многообещающая фраза Легонта:
— Надеюсь, вы к нам не на пару часов пожаловали? Нам предстоит многое обсудить…
— Суток хватит? — спросил Зодчий.
— Вполне, — улыбнулся Легонт и вышел из комнаты.
Старик жестом пригласил Зодчего следовать за ним.
Шли долго. Складывалось впечатление, будто они ходят по кругу, специальными проходами пересекая многочисленные полуподвальные постройки. Наконец, старик толкнул массивную дверь, и они оказались в большой комнате, внутреннее убранство которой ошеломило Зодчего. Это была библиотека. Но какая! Сотни, тысячи томов теснились на дубовых полках, прогибавшихся под тяжестью знаний, сконденсированных на миллионах печатных страниц. Зодчий смотрел и не верил своим глазам — такого множества книг просто не могло быть триста лет назад в каком-то захолустном таёжном поселении!..
Зодчий приблизился к стеллажам. Корешки книг открыто насмехались над ним: Набоков, Есенин, Пушкин, Достоевский, Лондон, Дюма — титаны мысли, чьи даты рождения никак не совпадали с первой половиной семнадцатого века!..
— Садитесь за этот стол. — Глухой, надтреснутый голос старика прозвучал в тишине неестественно громко.
Зодчий от неожиданности вздрогнул и опустился на предложенное Лекарием место.
— От первой рукописи остались только фрагменты, — заговорил старик, с благоговением раскладывая перед Зодчим желтоватые листочки. — Почти всё сгорело при… Впрочем, об этом вы с Легонтом поговорите. А сейчас можете приступать. Я буду там, — он указал рукой в дальний конец комнаты, после чего отошёл, тяжело припадая на правую ногу.
Зодчий аккуратно подвинул к себе первый лист и погрузился в чтение…
18
«…вновь пришли бирючи на дворы тяглых людей и кричали: «Всем людишкам накрепко заказано избы и мыльни не топить, поздним вечером с огнём никому не ходить и не сидеть!» И возроптали людишки тягловые: «А кормиться-то как?» И отвечали бирючи: «Для хлебного печенья и чтобы было где варить, наделайте печей в огородах да в местах, где голь земельная, подале от хором. От ветру и другой напасти огородите и лубьём ущитите гораздо». А далее воевода своим указом и вовсе в притеснении нас оставил, приказал избы и бани запечатать, сказав, чтоб жили все в клети, аль в подклети. А как жить-то, коли холода заворачивают уже в сентябрь-хмурень? Вот и трясётся народишко от холода, а согреться горячим нельзя, печь-то в огороде совсем в разор пришла, а мастеровые да печники знатные все в Москву выгнаны на работы городовые и царские. Вот и порешил сход идти от домов своих, да места промышлять новые, и много люда…»
Далее шли сплошные разводы и пятна, указывающие на то, что листок и горел сильно, и поливался водой неоднократно. Зодчий потянулся к другой странице, начиная испытывать уважение не столько к бумаге, по которой бежали ровные ряды каллиграфического письма, сколько к тому, кто составил интересный артефакт много десятилетий назад.