Выбрать главу

В течение всего дня люди добивали ИХ, так до конца и не разобравшись, кто ОНИ, откуда пришли и почему так озверело напали на поселение?.. Многие потом утверждали, будто во время ночного боя слышали голоса своих родных и близких, в разное время нашедших последний приют на погосте за рекой. Страшным рассказам не верили, но очевидцев оказалось так много, что пренебрегать ими стало невозможно.

Тогда Совет постановил извлечь из земли все трупы и сжечь их на погребальном костре. Старики были против кощунства и наотрез отказывались принимать участие в святотатстве, однако дальнейшие события повлияли и на них. При вскрытии одной из могил пострадали двое молодых воинов: они получили рваные раны в тот момент, когда, не вскрывая гроба, поместили его на горящие брёвна.

…Несколько дней горел погребальный костёр, а потом все стали замечать, что земля под избами начала проседать. Совет посчитал это место проклятым и решил искать для поселения новое. Баба Марфа две недели бродила по окрестностям и нашла…»

Зодчий оторвался от чтения. «Не удивительно, что своим детям они об этом ничего не говорят…» — подумал он.

Старик библиотекарь по-прежнему сидел, склонившись над книгой, и издали казался огромной нахохлившейся птицей. Зодчий потёр глаза — на улице наступал вечер, становилось трудно разбирать мелкий ажурный текст. Зодчий слегка пошевелился. Старик тут же расправил согнутую спину, вопросительно взглянув на заставника.

— Лампу можно? — попросил Зодчий. Ему хотелось закончить книгу сегодня. Что-то внутри подсказывало: читай сейчас, другого раза может и не быть…

Библиотекарь принёс зажжённую керосиновую лампу. Немного постоял рядом, через плечо заглядывая в рукопись. Но Зодчий не видел старика — он читал…

Отрывок из главы «Новые люди?»

«…Его принесли под вечер. Говорить он не мог, только смотрел на всех безумным взглядом и тряс головой.

— Сильно его во время Перехода помяло, — сказал Клим. — Наверное, умрёт…

Повитуха баба Аноха не согласилась:

— Пустое говоришь! В глазах ещё не потух огонь жизни. Выживет. Обещаю…

А потом за один месяц в поселение принесли сразу пятерых и н о м и р я н. Один умер через неделю — его не смогли освободить от странной вещи, росшей прямо из груди. Остальные четверо скоро поправились и были приняты Советом, как члены рода…

К концу года в поселении проживало уже девять иномирян. Именно тогда открылась страшная правда: потомство, на которое так рассчитывал род после Второго Изгнания, оказалось ущербным. Дети от брака с пришлыми рождались уродцами, и повитуха Аноха наотрез отказывалась давать им имена. Иномирянам запретили иметь детей. Но запрет оказался нарушен, и тогда Совет изгнал иномирян из поселения. Отныне они должны были жить отдельно — на границе мира. И называли их теперь иначе — в ы х о д ц ы…

Две женщины, связавшие свою судьбу с иномирянами, захотели уйти вместе с мужьями. Род разрешил. Так образовались Первая и Вторая заставы. Но Совет не мог оставить своих женщин без поддержки и стал один раз в месяц отправлять им продукты.

Первая женщина прожила со своим мужем 17 лет и вернулась в поселение, после того, как мужчина погиб во время «громового» Перехода. Вторая женщина погибла вместе со всеми обитателями заставы, когда в мир впервые пришли зывуны…»

Зодчий закрыл глаза, с хрустом потянулся. «Пожалуй, на сегодня хватит…», — подумал он и встал. Старика на прежнем месте не оказалось. Выходец решил воспользоваться его отсутствием. Подойдя к ближайшему стеллажу, он осторожно провёл кончиками пальцев по разноцветным корешкам. С шумом втянул в себя воздух, насыщенный запахами пыли, кожи, дерева и ещё чего-то неуловимого, но приятно-знакомого. Так может пахнуть только здесь — в библиотеке. Только здесь — в каждом томе, в каждой странице квинтэссенция мысли, способная одной фразой, одним словом перевернуть душу пытливого читателя.

Чего стоят одни лишь имена: Декарт, Сенека, Дидро, Шопенгауэр… Зодчий прошёл к следующему стеллажу. Снова удивился — никакой систематизации. Рядом с гностиками стоят книги по медицине, сонеты Шекспира мирно соседствуют с письмами Луциана, а раритетное издание Карамзина тихо пылится в обществе нескольких книг, судя по переплёту, изданным не позднее двух десятков лет назад…