— С-ск-ка-а-жи, Г-о-об-ли-н, А-ам-мв-р-ро-ос-ий е-ещ-щё ж-ж-ив?..
Гоблин с удивлением смотрит на Зодчего:
— А кто это?..
34
— Ну, как?.. — Агути склонился к самому лицу Зодчего. — Вспомнил?..
Зодчий, в глазах которого ещё стояла удивлённая физиономия Гоблина, а на уши ураганом давил рёв двигателя, спросил:
— Ты знаешь Тольтега из лаборатории алийцев или Свинга из одиннадцатого бункера?
Агути заморгал золотистыми ресницами и отрицательно покачал головой.
— А Розового Дюка? — умоляюще простонал Зодчий.
— Пожалуй, стоит взглянуть на твои воспоминания поближе… — скороговоркой проговорил Агути и принялся с поспешностью крутить многочисленные верньеры в изголовье ложемента.
— Агути, — подал голос Зодчий, — могу я выбраться из этого жуткого кресла?
— Пока нет, — отрывисто бросил заставник. — Система всё ещё настроена на тебя. Процесс не закончен.
— Какой процесс?
— Восстановления памяти.
— Но мне обязательно нужно отлучиться на пару минут!
— Зачем? — Агути продолжал лихорадочно работать пальцами.
— Зачем, зачем, — огрызнулся Зодчий. — Надо!
— Глупости, — безапелляционно заявил Агути. — Сейчас ты должен хотеть только одного — ликвидировать провалы в памяти.
— Но я должен!.. — простонал Зодчий.
— Потом объяснишь…
— А вдруг…
…в друг…
— В другой раз я тебе обязательно отстрелю хвост! — пообещал Зодчий вслед гигантскому варану, едва не подмявшему заставника своим многокилограммовым неуклюжим телом. — Слышишь?
Варан не слышал. Вильнув длинным хвостом, он неторопливо проследовал в направлении просвета в густых зарослях и плюхнулся в какую-то зловонную лужу. Брызги долетели до ног Зодчего. В воздухе резко запахло аммиаком.
«Пора выбираться из этих дебрей», — подумал Зодчий, направляясь в сторону, противоположную «купальни» варана.
Пройдя полсотни шагов, он услышал тонкий, на пределе слышимости звук. Едва-едва уловимый, он казался почти нереальным, но Зодчий не стал игнорировать даже саму мысль о нём. Застыв на полушаге, Зодчий настроил все активные рецепторы на распознавание направления, с которого мог прийти повторный звук.
Прошла секунда. Истекла другая…
Нога всё ещё находилась в воздухе. Это спасло его. Что-то яркое блеснуло перед глазами, и из-под ног вырвался столб ржавой воды. Зодчего отшвырнуло назад, сильно ударив о берёзу. Продолжая ощущать в груди давящую боль, Зодчий рванул из-за спины арбалет и, расставив ноги, замер.
Сейчас…
Сейчас о н а покажется!
За спиной росло несколько берёз с подлеском из молодой поросли проломника и толокнянки с подушками белых цветов купыря. Справа густые заросли дикой малины, а о н а обладает очень чувствительной кожей и никогда не полезет в эти дебри. Значит, — спереди или слева.
Спереди или слева?
Спереди?
Или слева?..
Короткий миг атаки он всё-таки проморгал. Слева направо скользнул веер игл, три из которых застряли в бедре. Чувствуя рвущую тело боль, Зодчий успел послать в сторону мутного контура две стрелы — одна за другой. Боль стала затапливать сознание, но Зодчий крепился — он должен услышать звук, иначе о н а вернётся и тогда…
— У-й-д-и-и-и-и…
Каждый раз, когда слух одаривал Зодчего невообразимо-жалостливым стоном, душа переворачивалась, и он начинал плакать как ребёнок, потерявший любимого ванька-встаньку. Слёзы текли из глаз и мешали видеть то, чем в эту минуту занимались дрожащие от возбуждения пальцы. А пальцы дело знали: из широкого кожаного пояса уже извлечена аптечка, и три стеклянные капсулы с ярко-красными навершиями лежат в потной ладони.
Пульсирующее сознание деревенеющими губами продолжает отсчёт вытекающей из тела жизни:
— Девятнадцать… восемнадцать…
Одна ампула разбита и её содержимое — двуединое существо (и животное и растение) церрис — помещено в первую рану.
— Тринадцать… двенадцать…
Вторая ампула выпускает церриса вглубь кровоточащей раны.
— Семь… шесть…
Третья ампула уже раздавлена, но зрение изменяет — свет меркнет. Зодчий ощупью находит третью зияющую рану и отправляет содержимое ампулы в неё.
— Два… один… ноль…
Вслед за чертой-зеро приходит холодная, как вечный лёд мысль: «Успел или не успел?..»