Конечно, продолжая невероятное путешествие вглубь подобного мира можно дойти до утверждения, что физика и строение окружающего мира могли действительно меняться в соответствии с образовательным уровнем "транслятора". Но ничего подобного вокруг не наблюдается, значит, практическая реализация всех мыслимых конструкций каким-то образом ограничивается системой физических законов, определяющих стабильность отдельной модели. Скорее всего, объяснение феномену следует искать в интуитивном знании - логика пасует, когда ограниченными средствами пытается постичь Мироздание...
Зодчий долго ходил по комнате, потирая виски и кусая от волнения ногти. Если согласиться с той частью написанного, где речь идёт о созидательном характере всех изменений в Зоконе, то возникает предположение, что сохранение окружающего мира в стабильно-равновесном состоянии должно обеспечиваться поступлением информации извне, и эта информация может проявляться исключительно дискурсивным способом - в виде спонтанных вспышек озарения, похожих на ту, что произошла под сенью "баньяна". В этом случае три непонятных слова должны явиться своеобразным паролем, ключом, способным открыть потаённую калитку в его сознании, за которой...
А что, собственно, Зодчий собирается там увидеть? Истину во всём её великолепии и совершенстве? Книгу ответов на все мыслимые и немыслимые вопросы? Что?.. К сожалению, характер объективных физических законов таков, что процессы организации требуют значительно больших затрат, чем процессы деструкции. Выходит, всегда легче и проще разрушать, чем кропотливо трудиться над созиданием идеального храма истины...
Зодчий выбежал из комнаты, не в силах найти выход из лабиринта гипотез и предположений. Чтобы немного развеяться, он решил съездить в поселение. Охотников отправиться вместе с ним набралось немало.
Спустя три часа повозка с семью седоками въехала в ворота поселения.
Зодчий сразу отправился к Амвросию (за последнюю неделю здоровье патриарха заметно ухудшилось).
В своей комнате старик находился один. Ни Легонта, ни Арины рядом с ним не было. Неожиданному гостю старец обрадовался.
- С какими новостями пожаловал? - спросил он после приветствия.
- Новости?.. - не сразу отозвался Зодчий, и некоторое время молчал, изучая лицо Амвросия.
Старец, в свою очередь, спокойно глядел на выходца, неспешно поглаживая осанистую бороду.
Заговорил первым:
- Вижу вопросы в твоих глазах.
- Без них теперь нельзя... - попытался улыбнуться Зодчий. - Утром просыпаешься, подходишь к зеркалу и гадаешь: там, в зазеркалье - это ты сегодняшний или ты вчерашний?..
- Вопросы... - задумчиво произнёс Амвросий. - Они и боль и благо - смотря какой ответ ты получаешь... Так что ты хотел узнать?
Зодчий на секунду замялся.
- Легонт рассказал о пророчестве Эркатоги... - медленно заговорил он.
Амвросий поднял руку, Зодчий остановился.
- Об этом пророчестве знают немногие, - произнёс старец неприятным трескучим голосом.
- Легонт говорил. Но я готов дать слово...
- Что ты хочешь знать?
- Есть письменные свидетельства того времени?
- Есть.
- Я могу с ними ознакомиться?
Амвросий нервно зашевелился в массивном кресле. Долго гладил бороду, сморщенными узловатыми пальцами перебирая седые волоски, словно горошины на чётках.
Зодчий решил, что старик откажет.
- Зачем тебе пророчество?
- Ещё не знаю... - признался Зодчий.
Амвросий вздохнул и сказал:
- Когда прочитаешь, я хотел бы узнать твои мысли...
Зодчий поспешно кивнул головой.
Лекарий встретил Зодчего как самого дорогого гостя. Он суетливо усадил его за собственный стол, для чего пришлось в спешном порядке уносить на стеллажи целые горы книг. Очистив столешницу, Лекарий ненадолго исчез и появился с толстой книгой в руках. Судя по выделки кожи, конгревному тиснению, а также по знакам, которые оставило на переплёте неумолимое время, фолиант был значительно старше библиотекаря.
- Последний раз мы открывали эту книгу, - заговорил Лекарий с благоговением в голосе, - когда Легонту исполнилось десять лет. А для чужаков её страницы не раскрывались никогда!
Зодчего неприятно задела последняя фраза старика.
- Выходцы не чужаки!
- Может быть... - поспешно согласился Лекарий и развернул книгу примерно на середине. - Ты прочтёшь только эти страницы.
- А остальное? - Зодчий покосился на внушительную толщину закрытых листов.
- Об этом Амвросий ничего не говорил. Да и не к чему они тебе... - добавил он после недолгого молчания.
Зодчий возражать не стал.
- Текст заново переписан всего несколько лет назад. Тебе будет несложно понять содержание...
Зодчий снизу вверх глянул на Лекария.
- А почему его переписали? - спросил он.
Библиотекарь похлопал седыми ресницами, скорбно вздохнул и отвернулся. Установив по одной керосиновой лампе справа и слева от массивного фолианта, он незаметно исчез. Зодчий огляделся. Полумрак большой комнаты, наполненной особой атмосферой запечатлённой на бумаге вечности, принёс ощущение покоя и долгожданного умиротворения для мятущейся в поисках ответов души.
Секунду Зодчий вслушивался в слабые, едва уловимые звуки, доносившиеся с залитой рассеянным светом улицы, потом опустил взор на раскрытую книгу и прочитал заголовок: "Написано по воспоминаниям Церапа в память о благословенной Эркатоге". Кончиками пальцев Зодчий погладил страницу, в которой сразу заметил несоответствие: страницы были почти новыми, а слог письма говорил о противоположном...
"...Зачем люди говорят неправду?..
С самого детства я слышал одно и то же - Эркатога ведьма и чёрная колдунья. С чего они это взяли? Только потому, что одна старуха, плюнувшая вслед Эркатоге, на следующий день сломала ногу? Или потому, что Рэкьяр - сын главы рода - отказался поклониться старушке, и через неделю его заломал медведь? Но неужели все забыли о том, что именно Эркатога за неделю поставила вредную старуху на ноги, и почти два месяца выхаживала строптивого Рэкьяра! Сын главы рода навсегда остался хромым и слепым на один глаз, но с тех пор никогда не позволял своей гордыне неуважительно относиться к старости, в каком бы обличии эта старость перед ним не предстала.
Эркатогу я помню столько же, сколько себя. Потому что, едва осознав себя Божьим творением, я слышал это имя, и в начале воспринимал его, как нечто потустороннее, ибо приход Эркатоги в поселение всегда обставлялся, словно приход страшного Морока - повсюду закрывались ставни, матери прятали детей по погребам, опасаясь, что даже бревенчатые стены не смогут уберечь их дитяток от страшного сглаза.
Вначале я так же, как и все, боялся Эркатоги до спазмов в груди и онемения в ногах. Не один раз, после того как Эркатога проходила мимо нашего дома, я замечал, что стою в луже. Сейчас мне стыдно об этом говорить, но правда такова, какова она есть. И, собравшись написать о последних минутах жизни благословенной Эркатоги, я поклялся говорить только правду, какой бы постыдной, горькой или страшной она не казалась.
До восьми лет я воспринимал Эркатогу как все, - то есть посланцем Люцифера на нашу погибель. Но однажды на меня снизошло прозрение.
Случилось это следующим образом.