- Давай-давай, - задорно отозвался воин в черной куртке (Копус подумал о том, что он пусть и седой, а на поверку – самый непоседливый). – А мы спляшем. Ножевую спляшем! Эй, кто меня перетанцует? – он резво поднялся, упер руки в боки, широко улыбнулся – сверкнули прекрасные белые зубы, и они напомнили Копусу брата Лива и его наглые усмешки.
Копус невольно сам заулыбался, подивился и позавидовал смелости пришельцев. Надо же! Они плясать собрались! У подножия мрачной башни, о которой в пустыне Бликуше и в азарской степи сложено множество пугающих историй. Например, о том, что башня может сама сбросить с себя тех, кто ей не по нраву…
- Я плясать не буду, - забурчал здоровяк, почесывая огромной лапой свой зад, обтянутый кожаными штанами. – У меня – нога. Да и жарко…
- Да ты, брат, ножевую и не осилишь. С таким-то фасадом, - ядовито заметил его сосед, парень с бритым затылком и поднялся, начал приседать, разминая ноги. – Я спляшу, ваша милость, - кивнул он седому непоседе. – Ножевую я всегда здорово танцевал.
- Давай, Платон, - седой протянул бритому руку.
После рукопожатия они сбросили долой пояса, куртки, оставшись в рубахах, взяли в руки кинжалы, которые поднес им красноголовый воин, и расположились друг против друга, лихо притопнули сапогами.
Лохматый Генрик разгладил усы, чтоб они не мешали дуть в свирель, и приложил инструмент к губам.
Музыка, задорная, веселая, заскакала, запрыгала, заставляя кровь веселее бежать по жилам.
Копус вытянул шею, что лучше видеть, что происходит у костра.
Мужчины тоже заскакали и запрыгали. Сперва довольно медленно, но постепенно ускоряясь. У обоих получалось здорово – и притопы, и прихлопы, и взмахи кинжалами. С такта никто не сбивался. То и дело они совершали полный оборот, и от этого их рубахи, давно выбившиеся из штанов, развевались, будто флаги, а клинки с хищным свистом описывали блистающую дугу. То и дело они лихо выкрикивали «хоп!», выбивая ногами пыль из земли, и Копусу вдруг захотелось так же крикнуть и так же топнуть – заразило его веселье танцоров.
Другие воины тоже «заразились»: не выдержал красноголовый и кудрявый – тоже подхватился, тоже в пляс пустился. Не так, правда, здорово у него получалось, как у танцоров-соперников, и без кинжала, но все-таки с чувством, от души. Остальные взялись хлопать плясунам. Даже воины, охранявшие чинариек, подошли ближе и застучали копьями оземь, подзадоривая парней.
- Давай, Платон! – кричали одни.
- Давай, Фред! – кричали другие.
И вдруг Копус кое-что заметил. На груди у седого, которого звали Фредом, поблескивали, бились друг о друга два медальона. Один был очень знаком юноше, потому что поразительно походил на те медальоны, которые носили мастера Круга Семи Камней. Выгравированная на круглой бляхе из темного-красного металла семиконечная звезда, составленная из квадрата и треугольника. Копус решил сперва, что ему померещилось, даже глаза рукой потер, но, присмотревшись, убедился, что ошибки нет: бляха была точно такой, как бляха мастера Ахмара, и мастера Давира, и отца Зинуса.
«Вот так новости. Откуда она у него?» – подумал юноша, с усилившимся интересом глядя на танцующего.
А тот старался, плясал и ловко поигрывал сверкающим кинжалом. Было видно, что рубашка на танцоре сильно взмокла – прилипла к телу, и обрисовались под ней напряженные мышцы рук и плеч. Однако прекращать пляску Фред не собирался. И его соперник Платон не сдавался: перебирал ногами так же лихо, хоть был весь, как водой облитый.
Кончилось все неожиданно – при очередном резком движении кинжал вдруг выскользнул из рук Платона и, звездочкой сверкнув в темноте, улетел далеко от костра – широкоплечий здоровяк только голову пригнул, чтоб оружие ему в лоб не попало. А клинок шлепнулся в овражек, рядом с Копусом, и вошел в песок почти по рукоять.
- Мам-ма, - сипло выдохнул юноша, глядя на кинжал и прижимая руку к груди – там вдруг бешено заколотилось сердце.
- Ха-ха! – прерывисто, но весьма довольно молвил Фред. – Похоже, моя взяла.
- Ничего подобного, - зарокотал здоровяк. – Кинжал-то улетел, но Платон все еще на ногах и вполне может еще поплясать?
- Ага. Могу, - тяжело дыша, ответил Платон. – Это у меня руки вспотели. Вот оружие и выскользнуло.
Копус, чувствуя, как его спина тоже взмокает, как немеют ноги (будто он только что точно так же плясал ножевую), осторожно выглянул из оврага.
Платон был без рубахи – стоял и жадно пил воду из кожаной фляги. Фред вытирал полотенцем блестящее от пота лицо.
- Вот уж забава – на жаре танцевать. Это для сердца плохо, - проворчал воинам сухощавый мужчина, до этого момента тихо сидевший в тени огромного валуна и по этой причине почти невидимый для Копуса.
Фред опустил полотенце и сказал, улыбаясь:
- Вы бы не бурчали, уважаемый, а сходили бы за кинжалом. А насчет танцев вот что скажу: никогда не мешает застоявшуюся кровь погонять. Тем более, что мы не знаем, что нас ждет. Лично я прекрасно взбодрился.
- Я тоже! – отозвался Платон. – Сонливость – как рукой сняло.
Ворчун ничего не ответил. Поднялся, выдернул факел из песка и с недовольным лицом потопал искать улетевший клинок. И вполне ожидаемым стало то, что потопал он ровнехонько к оврагу, где таился брат Копус…
* * *
«Что делать? Что делать? – пульсировала мысль в голове у парня, и билось, стучало его сердце не в груди, а где-то в ушах. – Он же заметит! Обязательно заметит! Куда ж тут спрятаться?»
Копус затравлено осмотрелся. Пару минут назад этот овражек казался ему совершенно безопасным местом, замечательным местом. Но капризник Господин Случай изменил все за долю секунды, и убежище превратилось в ловушку.
И Копус решил – пришло время явиться. «Пусть уж так, чем по-другому!» - сказал он сам себе, сунул руку в карман просторного плаща, достал несколько дымовых шариков и бросил их себе под ноги, и в миг окутался голубоватым туманом.
До него донеслись удивленные крики, топот сапог тех, кто только что веселился у костра.
Юноша быстро, на ощупь выбрался из оврага, поправил маску, капюшон на голове, чтоб, когда рассеется туман, предстать перед пришельцами зловещей темной фигурой.
Так, в общем-то и получилось. Только воины, увидав мрачного незнакомца, не стали падать на колени и молить о пощаде. Они просто стояли у огня и смотрели на Копуса. Вроде бы с удивлением.
«Неплохо», - искренне обрадовался юноша, увидав такую их реакцию. Потом заметил, что у некоторых в руках – мечи, а красноголовый держит наизготовку какую-то странную металлическую палку с деревянной нахлобучкой. И подумалось Копусу при взгляде на сверкающее оружие воинов, что радость его преждевременна.
Первым заговорил с парнем Фред – седой мужчина, у которого на шее висела бляха Круга Семи Камней. У Фреда в руках тоже поблескивал меч – белый клинок, похожий на луч звездного света. Копус, чуть сощурив глаза, увидал на лезвии изящную гравировку – двух крылатых, змееподобных драконов. Это оружие, судя по всему, было сработано большим мастером. Воин же мотнул седой головой, будто муху от лица отгонял, и сказал: