Копус даже о колбасе забыл, представив себе свое невеселое будущее. Всю жизнь – короткую ли, долгую – провести в сумрачных пещерах. Редко-редко выбираясь наружу – только по особой надобности. И кожа от этого станет со временем такой, как у отца Зинуса, у мастера Ахмара – дряблой, зеленоватой, в темные пятна, похожие на плесень…
- Скучновато, братец, - заметил Фредерик (он представил себе что-то подобное и пришел к выводу, что жизнь у Копуса складывается не очень хорошо). – А вот Брура. Слыхал про такого? Он из ваших будет – из травников. Он когда-то ушел из Красных Перьев. Потому что надоело ему под землей сидеть.
Тут Копус позволил себе хихикнуть:
- Это он вам так сказал? Брура? Сам ушел. Хо-хо. Бруру выгнали из Круга Семи Камней. За любовь к женщине. Бруре еще повезло. Если бы он не был братом отца Зинуса, убили бы Бруру. Вот!
- За любовь к женщине? – нахмурившись, спросил Фредерик (он умело скрывал радость, которой наполнялся, видя, как отлично выполняется его план – разболтать горца). – Что ж плохого в любви к женщине?
Копус сразу приосанился, снисходительно улыбнулся и заговорил. Таким тоном, каким обычно говорил с ним отец, когда поучал:
- Женщины – вместилище зла. Женщины демонов в себе носят – в теле своём, в глазах, в мыслях. Только и думают они о том, чтоб верх над мужчинами одержать. Потому их нельзя любить. Их должно использовать! И всячески унижать, чтоб не смели думать, что могут быть выше и главнее мужчин.
Фредерик хмыкнул – из-за перехода разговора на женщин он вспомнил о Марте, о Коре. «Вот Кора – да. В ней был демон. Наверное, не один, - невольно улыбнулся король, вспоминая изящную рыжую красавицу. – Она иногда так поступала, так говорила, словно пламя в ней безумное разгоралось. И мне это безумно нравилось… А Марта? – перед глазами возник образ супруги, белолицей, темноволосой, с огромными, бездонными, мерцающими очами. – Если в ней и живет демон, то очень печальный, очень мирный… мирный демон… как странно…»
- Только для продолжения рода нужны женщины! Для взращивания мужского семени! – заявил между тем «многомудрый» Копус.
- Как интересно, - пробормотал Фредерик, с трудом выныривая из воспоминаний о прекрасных глазах и лицах, и скосил взгляд на Тайру – она дремала в тени, опустив голову на плечо соседки. Длинная черная коса лежала на груди чинарийки, словно разомлевшая от жаркого солнца змея.
«Вот демон. Полноценный демон, - подумал про Тайру король. – Но разве это пугает?..»
Улыбнулся, вспомнив, что в глазах Тайры не бывает ничего демонического, когда она смотрит на него…
- А правда ли то, что вам еще и кожа женская нужна? – спросил у Копуса.
Юноша не сразу ответил – задумался на миг, стоит ли дальше продолжать говорить об том, что касается Круга Семи Камней. Задумавшись, посмотрел на Фредерика. Тот имел вид сонного, скучающего человека, да и голос у него был тусклый в тот момент, когда спросил он о коже.
- А зачем тебе знать? – решил поосторожничать парень.
- Да так. Любопытно. Мне Брура про кожу говорил, - Фредерик беспечно зевнул, потянулся – что-то хрустнуло при этом у него в позвоночнике. – Вот вернусь домой, к жене, к детям. Будет что рассказать. Они очень любят страшные истории. А я детишек и супругу всегда рад потешить рассказками, - и хохотнул, будто вспомнил что-то смешное.
Его объяснение вполне успокоило Копуса. И он продолжил:
- Да. Кожа женская нам нужна – это так. Мы из нее много чего делаем. Но главное – пергамент для наших записей. Очень уж хороша для такого дела женская кожа. Нежная и мягкая…
Фредерик, прикрыв глаза рукой, все внимательно слушал и запоминал, одновременно решая, какому наказанию подвергнуть живодеров из Круга Семи Камней…
* * *
Еще он вспомнил деревню Закорево, в которой ему как-то лет десять назад пришлось побывать из-за одного нехорошего дела. Там жили староверы – те, кто не придерживался нового толкования Первой книги. Они считали, что у Всевышнего лишь один образ, и он неизменен. Еще они не ели мяса, полагая, что во всем, в чем есть кровь, есть грех и зерно нечистого. Сами себя они подвергали истязаниям, полагая, что подобное кровопускание очищает их от скверны и приближает их к небу, где нет плоти и крови.
Закорево пользовались не слишком хорошей славой, их жители считались угрюмыми и негостеприимными. Ни одна крупная дорога не шла в это село – лишь пара тропок тянулись к его плетням через дремучие леса и вечно сырые, полные гнуса, лощины. Зато в Закорево разводили отличных гусей и свиней. Поскольку жители не ели мяса, то всю выращенную и откормленную живность они отправляли на ежегодные ярмарки, а на вырученные деньги покупали то, в чем нуждалось их маленькое поселение.
Фредерик, когда приехал в Закорево, нашел там прекрасно организованное хозяйство и даже водяную мельницу. Однако, он приехал расследовать смерть молодых людей, а потому не мог тратить время на знакомство с бытом и образом жизни поселян.
Западный судья явился в Закорево потому, что весной, когда сошел снег, два парня из села Кипень нашли на берегу реки Нуны трех мертвецов – девушку, юношу и женщину лет сорока. Парень был сильно избит, а на руках и ногах женщин сохранились обрывки веревок, в их ртах торчали кляпы. Все указывало на то, что кто-то помог умереть несчастным. Чуть позже выяснилось, что погибшие девушка и женщина были из Закорево и, вроде бы, они были родственниками. А вот в парне сразу признали некоего Юльяна. Про него сказали, что он нанимался в работники к кому-то из староверов.
Это было все, что Фредерик узнал в Кипени. Затем он приказал доставить старосту из Закорево, чтоб тот опознал тела. Но приехавший, бледный и худой старик с бегающим взглядом и дрожащими руками, цветом схожими с ветками высохшего дерева, сказал, что не знал погибших. И судья увидел, что староста лжет.
Фредерик почуял очень нехорошее дело, и поэтому ему ничего не оставалось, как направить свою резвую лошадь в Закорево.
Он въехал в деревню на рассвете и в ту минуту был в превосходном настроении: радовался теплому ветру, чистому голубому небу, шелковистой траве, украшенной радужными слезками росы, и чудесному запаху, несшемуся от старых, цветущих лип, которые встретили его у околицы.
Настроение сразу и надолго испортили люди, которых он увидел, оказавшись возле первого дома, низенького, покрытого дерном и пахнущего чем-то кислым.
Пятеро человек, удивительно похожие друг на друга из-за нечесаных темных волос, из-за худобы, сутулости и истрепанных бурых балахонов, стояли полукругом в крохотном дворике, у статуи Всевышнего, вырезанной из дерева, прикрепленной к слепой стене дома, и бормотали утреннюю молитву тусклыми голосами людей, которым очень хочется спать.
Фредерик остановил коня. То же сделали и два рыцаря, которые его сопровождали. Староста, ехавший на ослике позади рыцарей, еще в Кипени получил от судьи приказ молчать, а потому тоже остановил своего «скакуна», мрачно глядя на молодого лорда.