Как и говорил лодочник, скоро ее путь пересекла хорошо утоптанная тропинка. Видимо по ней часто ходили к реке. Дорожка через каких полчаса привела Кору к небольшой деревушке за покосившимся частоколом.
- Отлично, - сказала девушка сама себе. - Каким бы захудалым ни было это селение, за звонкую монету я найду здесь все, что мне нужно.
А денег она взяла с собой предостаточно. Тем более что вчера еще и своего коня продала - переправить его через Лилину было невозможно. Теперь в этой деревушке она планировала переночевать, приобрести какую-никакую лошадь и ехать дальше...
'Дальше, - думала она, уже сидя у печки в доме местного старосты. - Что дальше? Куда мне деваться?'
Хозяйка бегала от печи к столу, выставляя на него разную деревенскую снедь: яичницу, кашу в горшке, пузырящиеся шкварки на огромной сковородке. Из подполья выудила два оплетенных кувшина с вином.
- Далеко ль до Брокии? - спросила Кора старосту, что деловито набивал табачком свою вишневую трубку.
- День пути, если пешком. Верхом, конечно, быстрее.
- А лошадь у кого купить можно?
- У меня и можно, - староста улыбнулся в густую пшеничную бороду - день обещал быть удачным.
Кора приуныла, когда хозяин показал ей ее будущего скакуна: мохнатую низкорослую темно-коричневую лошадку-толстушку. Звали ее Пава.
- Она бегать хоть умеет? - поинтересовалась девушка.
- Не так быстро, как длинноногие знатные скакуны, но зато она неутомима, - нахваливал староста, похлопывая Паву по широкому крупу. - А смирная какая! Просто ангел, а не лошадь.
То, что смирная, он не врал - Пава меланхолично жевала свой овес, сонными глазами смотрела на людей и ухом не вела. За неимением ничего другого Кора, тяжко вздохнув, заплатила за мохнатую лошадку три золотых. Цена была назначена довольно высокая, но выбора не было. Либо Пава - либо топать пешком до границы, а там неизвестно удастся ли купить коня.
Хозяйка позвала их ужинать. Кроме нее, ее мужа и Коры за стол сели и дети хозяев: двое старших сыновей (рослые парни восемнадцати и пятнадцати лет) и две младших девочки (десяти и восьми лет). Все были румяными, белесыми и широколицыми - в старосту. Семейство выглядело счастливым. Младшая с тугими косичками и круглыми голубыми глазами, видимо, являлась любимицей отца. Он усадил девочку к себе на колени и подкладывал лучшие куски на ее тарелку. Кора невольно вспомнила своего отца, и ей взгрустнулось.
- Ешьте, ешьте, - приговаривала хозяйка. - Постелим вам на печке - там тепло и сенник мягкий. А утром после завтрака и ехать дальше можно.
Кора согласно закивала. Ей было приятно, что ей уделяют столько внимания, хоть она и заплатила за это деньги.
Лежа вечером на мягком душистом сеннике и слыша, как посапывают хозяйские дети, которым постелили на полу, она вдруг остро почувствовала, насколько одинока. Будет ли у нее когда-нибудь уютный и просторный дом? И муж, и дети...
'Как все странно получилось... Может, даже глупо', - думала девушка.
Ее вновь понесло в воспоминания...
Их первый танец, первый поцелуй, первая ночь... Он ошарашил ее, постучав далеко за полночь в окно, тем более что это был третий этаж. Когда она открыла, легко спрыгнул на паркет с охапкой белых сонных роз. Ошеломленная девушка не знала, что делать. Он же закружил ее по комнате, напевая что-то нежное, усадил на кровать и положил цветы на ее колени. Сам наклонился и шепнул в ухо 'я люблю тебя', поцеловал и также быстро взлетел на подоконник, намереваясь оттуда прыгнуть на ветви раскидистого клена, что рос под окном.
- Постой! - обрела она, наконец, голос. - Ты ничего больше не скажешь?
Фредерик обернулся, чуть наклонив голову, подошел и сел рядом. Кора почувствовала, как его руки обвились вокруг ее талии, а губы коснулись волос. Он зашептал:
- Скажу, многое... Ты как восходящее солнце, твои волосы - шелковое пламя, что греет душу, а глаза - притягательней морских глубин... Я никогда ни к кому ничего подобного не испытывал. Но разве имеет значение то, что было раньше. Я теперь весь лишь в этом миге, рядом с тобой, - он нашел ее губы и поцеловал. - А ты? Ты что скажешь?
- Что мне сказать, кроме того, что я сама тебя выбрала, - улыбнулась Кора и доверчиво прижалась к нему.
- И ты не пожалеешь, - Фредерик крепко обнял ее.
Он был нежен и ласков в эту первую ночь. Да и в последующие тоже. Приходя тем же путем, обязательно приносил какие-нибудь цветы и изящные подарки, а лицо его светилось счастьем. И Кора была на вершине блаженства: она любила, ее любили - казалось, больше ничего не было нужно. А потом все резко изменилось...
Кора уткнулась лицом в подушку, набитую чабрецом. До сих пор воспоминание о той последней ночи причиняло ей сильную боль...
- Что ты еще скрываешь? Что скрываешь, кроме того, что ты дочь убийцы моего отца?! - эти слова ножами вонзались в нее.
Откуда он узнал? Какое это имело значение? Он - судья, ему положено всё знать.
- Зачем ты здесь? Все это смахивает на заговор против меня! Говори! Я заставлю тебя говорить!
Она не оправдывалась - просто сидела, зажав уши ладонями. Он грубо оторвал ее руки от головы и затряс за плечи, цедя сквозь зубы 'говори!' Их глаза на какое-то мгновение встретились, и он отшатнулся, отпустил ее, отвернулся к окну.
- Все, что я могла сказать, уже сказано. Теми ночами, что мы провели вместе. И ни слова лжи не было. С моим отцом я не имею ничего общего... Если тебе мало моей любви, - тут она вздохнула и не стала больше ничего говорить.
- С твоим отцом у тебя есть общее - кровь, а со мной отныне не может быть ничего. Прощай... Я тебя не знаю...
И он надолго пропал. Изредка Кора видела его на королевских приемах и то мельком: он переговаривал с нужными ему людьми и исчезал, не удостаивая ее даже взгляда. И так два года. Они были для девушки сплошной зимой. Много красавцев-придворных пытались за ней ухаживать. Но Кора ни с кем не была благосклонна. Даже ее подруги указывали ей на это, говоря, что самое главное - удачно выйти замуж.
- А как ты можешь выйти замуж, когда с первого же слова отшиваешь потенциального жениха.
- Просто я не хочу замуж, - отмахивалась Кора.
Нет, конечно же, она лгала. Просто каждую ночь видела во сне улыбку Фредерика, его серые глаза, которые становились бархатными и теплыми при взгляде на нее, и губы Коры вспоминали его жаркие поцелуи. Сколько слез пролилось в эти ночи...
И вот, наконец-то, мосты восстановлены. Два зимних года позади, она мечтала о нем, она доказала Фредерику, что любит его и ради него готова на все. Ах, как же это было трудно. Но он оценил, он вдруг признался, что ни на миг не переставал ее любить, что думал лишь о ней и что его ночи и дни в эти два года были такими же печальными... И вот уже один шаг до того, чтобы стать его женой, его единственной навечно...
Но теперь Фредерик казался ей стоящим на вершине высочайшей горы в мире, а она сама - у ее подножия. И не было возможности, чтобы подняться к нему. А он, разве мог он спуститься к ней, бросив на произвол судьбы целое государство?
'Я сама, сама отказалась, - прошептала девушка в душистую подушку. - И всегда надо об этом помнить. И надо постараться забыть о нем и обо всем, что было, и побыстрей'.
С такими мыслями Кора задремала лишь под утро. Вскоре проснулись хозяева; зашумел, зашевелился дом старосты. К девушке на печь заглянула старшая девочка:
- Завтракать пожалуйте.
Завтрак был не менее сытным, чем ужин. После староста проводил ее на конюшню, где ждала накормленная, оседланная и навьюченная Пава. Здесь же был и младший сын хозяина. Он держал под уздцы похожего на Паву низкорослого мохнатого коника.
- Грег покажет вам дорогу, - сообщил староста. - К тому же здесь не всегда безопасно ездить одному.
Кора скептически глянула на подростка. Он ей не особо понравился - низколобый, насупившийся. Правда, он выглядел старше своих пятнадцати лет: широкоплечий крепыш с большими руками.