— Розлито профессионально, — одобрил Жипцов. — По булькам льёт. Ты не с Таганки?
— Эх, Жипцов, Жипцов, — ответил я. — Рюмочную в Гончарах помнишь?
— Э-ке-ке! — засмеялся Жипцов. — Слышь, Дыбов, это свои, да к тому же ещё живые. Давай селёдочки с картошкой отварной.
Дыбов начистил картошки, разделали пяток селёдок с молоками, лук, постное масло, выпили. Я тут же налил по сто.
— Ну — таганская школа! — восхищённо сказал Жипцов. — Всё правильно, по норме.
И я тут же налил снова по семьдесят пять.
— Всё, керя, — сказал Жипцов, — с тобой всё ясно. Лей под беседу.
— Это уж кому как по ндраву, — согласился Дыбов.
Выпив и помывши морду, Дыбов несколько оттаял и на нас смотрел уже помягче, всасывая длинную бело-розовую селёдочную молоку. Надо отметить, что, несмотря на довольно усердное отмывание морд, ни Жипцову, ни Дыбову отмыть их до конца как-то не удалось. Земля грубо въелась в их кожу, в каждую поринку и морщинку. Мне было любопытно, отчего это так.
— Ну у тебя и кожа на роже, — сказал я Жипцову на таганских правах. — Дурьскипидаром её надо мыть или кашинской минеральной.
— Мыли, — сказал Дыбов. — Это профессиональное.
— Что же это у вас за профессия такая? — робко полюбопытствовал Кацман. — Не шахтёрская ли?
— Э-ке-ке! Ке-ке! — засмеялся Жипцов. — Слышь, Дыбов? Ты чего? Не шахтёр ли?
— Навроде шахтёра, — выпил Дыбов, всасывая другую молоку, ещё розовей и белей первой. — Я скорее навалоотбойщик.
— Э-ке! Э-ке! — икал своим дурацким смехом Жипцов. — У него только забоя нету — один отбой.
— Всё-таки нам немного непонятно, — сказал сэр Суер-Выер, — кто вы по профессии. Ясно, что вы смеётесь над нашим незнанием. Наверно, это секретная специальность?
— Да нет, что ты, — отвечал Жипцов, — никакого особого секрета нету. Специальность необычная, но прибыльная, хорошо платят, а вот этот домик на острове — вроде нашего дома отдыха, всё бесплатно, тут мы с Дыбовым и отдыхаем.
— И какая же у вас работа?
— Нелёгкая, керя, непростая… мертвецов допрашиваем… прямо в могилах.
— Вот так-с, — подвёл итог капитан. — Вот до чего нас доводит неуёмная жажда открывания новых островов.
— А также осушение рюмки, сэр, — добавил Пахомыч.
Пожалуй, мы не так уж сильно были потрясены странным объявлением Жипцова и, возможно, даже предполагали, что такие профессии и должности существуют, но столкнуться с ними до поры до времени не ожидали и думать об этом не решались.
— И что ж, всех-всех допрашиваете? — спросил лоцман.
— Э-ке-ке! — засмеялся Жипцов, и беседа потекла плавно, осушение рюмки совершалось исправно, и я наливал уже то по пятьдесят, то по тридцать. По таганским законам пустые бутылки ставил на пол.
— Да нет, не всех, — рассказывал Жипцов, — а только кого Жилдобин прикажет. Жилдобин у нас начальник. Как прикажет — мы и ползём, я спрашиваю, а уж Дыбов старается.
— Как же это ползёте? — невольно удивился старпом. — Отсюда?
— А чего? Прямо отсюда и ползём. Через этот погреб.
— Так вода же кругом! Океан!
— Э-ке-ке! — засмеялся Жипцов. — Под окияном тоже мать-сыра-земля. Под окияном и приползём: хушь — в Мытищи, хучь — в Таганрог. Мы на это скорые. Конечно, далеко ползть бывает неохота, но — приходится. Мы-то больше по Расее ползаем, у нас там все свои всходы и выходы.
— Приползём, — вставил Дыбов, — и рачительно… спрашиваем, это кого Жилдобин укажет… А ему-то сверьху говорят.
— Кто же сверху-то?
— А это кто про нас на бумагу записывает, — пояснял Жипцов. — Кто-то — не знаю фамилие — записывает всё и про тебе, и про мене. Вот ты, скажем, скрал, или задавил кого — всё записано, или заложил кого опять записано. Про нас всё пишется. После бумаги эти, как водится, обсуждают, протрясают, кому чего и как, и Жилдобину — приказ. А уж он нас наставляет, куда ползть и о чём спрашивать. Так что мы заранее знаем, за кем что числится. Некоторые дураки и в могиле отнекиваются, мол, я не я и кобыла не моя, но тут уж Дыбову равных нет, старый кадр — афгангвардеец.
— Да я это, — провещился Дыбов, — так-то ничего… ну а если, так чего ж? Надо… Осушение рюмки тоже ведь… всё по традициям… молоки сладкие… а иначе как… фортификация, так-то.
— Значит, людям и в земле покоя нет, — задумался старпом.
— Э-ке! Да разве это люди? Ты служи старательно! Пей в меру, докладай когда чего положено. А то зачали храмы рушить да не своё хватать, а после и думают, в земле спокой будет. Нет, не будет и в земле спокою.