А возможно у барана и в мыслях не было ничего об этой пресловутой свободе. Возможно, он вообще по своим убеждениям не был республиканцем, считал свободу вредным излишеством и предпочитал диктатуру с человеческим лицом, которую успешно осуществлял в его родной отаре черный волкодав. Не исключено также, что он просто увидел невдалеке большой аппетитный клок травы и потянулся к нему - ведь вполне естественно, что барану захотелось съесть клок, который лучше других. Он был чистокровным потомственным бараном, и ничто баранье не было ему чуждо.
Впоследствии в экспедиции немало спорили, но так и не пришли к единому мнению: к свободе рвался баран, или к вкусной еде. И что для барана важней? Сам же баран по поводу своего поведения никаких пояснений не дал, что, в конечном итоге, послужило основанием для многочисленных рассуждений о загадочном бараньем менталитете.
13
Время близилось к обеду когда профессор, наблюдавший на кургане за работой студентов, вдруг, неожиданно для всех, закричал:
-- Ой-ой-ой! Ой-ой-ой-ой!
Может быть, кому-нибудь и приходилось когда-то слышать кричащего изо всех сил профессора, доктора исторических наук и декана, но этим студентам подобного и в кошмарном сне не могло присниться. Они твердо знали, что их профессор такого себе позволить не может.
А профессор кричал самым невообразимым образом и крик этот совершенно не подходил ни к его внешнему виду, ни к внутреннему содержанию. Так что все впали в некоторую оторопь. Оторопеешь тут: стоит на вершине полураскопаного кургана пожилой человек с хорошо заметным брюшком и солидной ученой степенью, машет руками и хорошо поставленным профессорским баритоном вопит что-то совершенно непонятное. Причем никакого гениального открытия он перед этим не совершил. А если бы и совершил, то должен был, как Архимед кричать: "Эврика!" "Эврика!" - уж это-то все хорошо знали.
-- Тридцать целковых убежали! - перешел, наконец, профессор от невнятных эмоций на великий и могучий русский язык. - Тридцать целковых!
И все сразу поняли, что дело касается Геродота. Правда, профессор вроде бы несколько преувеличивал масштабы трагедии постигшей человечество: принадлежащие коллективу тридцать целковых никуда не убегали и вели себя вполне пристойно. Они мирно паслись, ничем не показывая, что задумали что-то коварное. Хотя паслись они уже не в черте лагеря, а несколько далее.
Но профессор барану не верил. Благодаря своему крестьянскому происхождению, он хорошо знал коварную баранью натуру и ожидал худшего. И Лисенко поведение Геродота тоже не понравилось.
-- Очень своенравное и упрямое животное, и совершенно невозможно предвидеть, что он сделает в следующую минуту, - выдал он барану довольно нелестную, но, возможно, вполне заслуженную характеристику. У Лисенко предки тоже были коренными крестьянами, имели дело с баранами и при помощи ген подсказывали своему потомку, что доверять мирному виду барана ни в коем случае нельзя.
Остальные же довольно спокойно смотрели на флегматично пасущегося Геродота и никакой трагедии в том, что веревка и колышек не удерживают его теперь в пределах лагеря, не видели.
-- Надо ловить, - вздохнул Лисенко.
Любое нормально сообщество людей тут же, не пытаясь определить интеллектуальный уровень барана и его моральные качества, отправилось бы ловить убежавшую скотину. Но будущие историки, почувствовавшие на семинарских занятиях вкус к дискуссиям, уже не были способны на такое простое действие.
-- Зачем его ловить, если он никуда не убегает, - привычно возразил Петя Маркин. - Слово "ловить" здесь вообще совершенно не подходит. Просто надо пойти, взять за веревку и привести его в лагерь. Думаю, что это вполне может сделать дежурный.
-- Э-э-э, ты не представляешь, с кем мы имеем дело. Ты думаешь, что это глупый баран. Нет, Петя, это хитрейшая скотина, умело маскирующаяся под глупого барана.
-- Геродот? Он же тихий, спокойный и очень миленький, - публично продемонстрировала свое невежество в отношении нрава барана Серафима. - Ему просто захотелось погулять и его вполне можно понять.
-- Нет, он ушел из лагеря без разрешения и поступил неправильно, - не согласилась Верочка. - Этим самым он нарушил негласный договор, по которому мы должны о нем заботиться, а он не должен никуда уходить.
-- Ха, договор с веревкой на шее, - принял сторону барана Петя. - Морально баран имел полное право игнорировать этот неравноправный договор.
-- Давайте, давайте! - не выдержал, наконец, профессор и тут же довольно убедительно обосновал необходимость срочной поимки барана. - Тридцать целковых отдали. Не за орешки же.
После этого недвусмысленного указания и весьма убедительного обоснования необходимости энергичных действий, последовала небольшая пауза. Затем Лисенко, которому по его положению в экспедиции следовало стать руководителем группы захвата, стал намечать глобальный план поимки барана.
-- Придется нам на время переквалифицироваться в аргонавтов, - объявил Лисенко коллективу. - Ты, Петя, будешь Гераклом, - он оценивающе оглядел Петю, и остался не особенно доволен. - Хлипковат, конечно, для Геракла, но ничего не поделаешь, другого подходящего героя нет, а подвиг совершать надо. Так что будешь Гераклом.
-- Это почему я? - не согласился Петя. Вообще-то он не имел ничего против того, чтобы побыть какое-то время Гераклом, но не мог же он просто так взять и согласиться.
-- Ясоном, как предводитель экспедиции, буду я сам. А на Орфея ты не тянешь, - Лисенко еще раз оглядел Петю, подумал немного и добавил. - Хотя, если ты умеешь играть на кифаре... Понимаешь, Петя, Орфей непременно должен играть на кифаре. Умеешь ты играть на кифаре?
-- На кифаре не умею, - признался Петя.
-- И очаровать всех своим сладкозвучным пением он тоже не сможет, - добавила Серафима. - Так ведь, Петенька?
Пел Петя действительно не особенно сладкозвучно, так что возражать не стал и утвердительно кивнул.
-- Вот видишь, Орфеем я тебя назначить никак не могу, быть тебе Гераклом. И не кобенься, соглашайся, все равно больше некого. Не Сан Саныча же Гераклом назначать.
-- Ладно, - согласился Петя. - Только мне это баранье руно совершенно не нужно.
-- Правильно, - одобрил Лисенко. - Геракл тоже совершал свои подвиги совершенно бескорыстно.
-- А мы кем будем? - спросила Галя.
-- Конечно нимфами: наядами и дриадами. Станете вдохновлять Геракла на различные подвиги. И ты тоже собирайся, - окликнул он Серафиму, которая отошла было в сторонку, ибо решила, что в этом походе, за руном вполне могут обойтись и без нее. - Нам сегодня придется побегать и от твоих длинных ног может, наконец, произойти польза.
-- Длинные ноги это, прежде всего, красиво, - посчитала необходимым напомнить ему Серафима.
-- Считается красивым, потому что практично, - вмешался Петя, который знал все. - Это еще с первобытных времен идет. Знаешь, почему в те времена мужикам длинноногие нравились?
-- Потому что красиво! - уж в этом то Серафима нисколько не сомневалась.
-- Художественную литературу читать надо, - посоветовал Петя. - Ивана Ефремова, он палеонтолог, в пустыне Гоби раскопки вел. А в свободное время фантастические романы писал. У него очень четко определена зависимость красоты от полезности. В историческом аспекте. У длинноногой петикантропихи было больше шансов от пещерного медведя убежать, и живой остаться. Добычу она могла догнать быстрей других. Этим и была хороша.
-- Но я же, Петя, не петикантропиха, - вполне резонно возразила Серафима, - и за добычей я не бегаю, я ее в магазине покупаю. Так что ко мне это не относится.
-- Как ты не понимаешь, я ведь в историческом аспекте. То, что было практичным и полезным, всем нравилось. И так сотни тысяч лет. К тому времени когда не нужно стало ни догонять оленей, ни убегать от пещерных медведей, забыли уже почему длинноногие нравятся. Запомнили только, что нравятся.