Высказавшись таким образом, гость с интересом посмотрел на Лисенко, затем на Петю, как бы предлагая им вступить в дискуссию. Но археологи в свое время изучали этнографию, поэтому с пониманием относились к национальным обычаям и национальной культуре, которая у нас, как известно, национальная только по форме, а по содержанию вполне социалистическая, так что спорить не стали. Только Лисенко спросил:
-- Так это вы согласно национальному обычаю всю неделю кумыс глушили?
-- Кумыс не глушат, кумыс просто пьют, - поправил его гость. - Но кто же будет пить кумыс, если водка есть.
-- И это верно, - вынужден был согласиться Лисенко. - Хотя кумыс это тоже неплохо. А к нам на экскурсию, или как? Потому что для экскурсий у нас сейчас обеденный перерыв.
-- В основном - "или как", - не растерялся гость. - Но когда обеденный перерыв закончится, можно и на экскурсию сходить, потому что созерцание древностей духовно обогащает.
-- Древностей у нас навалом, - гость явно вызывал у Лисенко интерес. - Вот созерцателей действительно не хватает. Все почему-то другими делами занимаются. Одни копают, другие... - Лисенко задумался, соображая, чем же заняты другие, потом вспомнил про Александра Александровича, - другие лежат на брезенте и все наши древности им до лампочки. Может выручите, посозерцаете денек другой?
-- Денек-другой не могу, трудится надо.
-- Так созерцание ведь обогащает.
-- Созерцание, конечно, обогащает, но только духовно. А труд обогащает материально и, кроме того, облагораживает.
Неизвестно сколько они еще изощрялись бы, потому что оба получали удовольствие от разговора, если бы не Петя, который все время соображал, зачем появился этот пришелец и наконец сообразил:
-- Нашего барана резать будете! - прервал он деликатную беседу.
-- Совершенно верно, - утвердительно кивнул гость. - Резать баранов - это моя профессия, между прочим, более древняя, чем та, на которую постоянно намекают. Специалисты нашего профиля появились еще в самое первобытное время.
-- Правда, барана нашего резать?! - обрадовался Лисенко.
-- Правда. Приехали сегодня со свадьбы, а мне говорят, что хорошим людям надо срочно зарезать барана. Делать сегодня все равно нечего, вот я и собрался. И на раскопки ваши посмотрю, и с бараном разберусь.
-- Давно пора с ним разобраться.
-- А что, допек?
-- Допек, - нисколько не стесняясь, признался Лисенко.
-- Мы не умеем баранов резать, - объяснил Петя. - И ухаживать за ними тоже не умеем.
-- Интеллигенты, - посочувствовал гость. Это какую же богатую фантазию надо было иметь, чтобы назвать Лисенко и Маркина интеллигентами. - Интеллигентам с бараном не управиться, не та закваска.
-- У нас сейчас сонное царство, - сообщил Лисенко. - Через часок шеф проснется, мы и решим с бараном. А сейчас можем раскопки посмотреть, - предложил он. - И давай без церемоний. Меня Володей зовут, а это Петя, еще молодой, но уже талантливый, будущая гордость археологической науки. Но можешь с ним запросто, он скромный, нисколько не задается. Прост, как правда.
Петя "будущую гордость науки" принял как должное. Да и гость ничуть не удивился тому, что его новый знакомый уже талантливый.
-- Вижу что талантливый. Такие солидные очки простые люди не носят... А меня Урюбджуром звать. Некоторые, правда, называют Сережкой, это вроде русский перевод, я не возражаю. Но мне больше нравится, когда Урюбджуром называют.
-- Урюб-джур, - протянул Лисенко. - Красивое имя. Монгольское? - попытался он продемонстрировать свою эрудицию, но тут же был посрамлен.
-- Незнание ведет к заблуждению, - назидательно поднял палец Урюбджур. - Калмыцкое имя. Монголы к калмыкам не имеют никакого отношения. Рядом жили когда-то, близкая культура, близкий язык. Но монголы - один народ, калмыки - совсем другой.
-- Понял, - Лисенко не обиделся на нравоучительный тон. Лисенко вообще не мог обидеться на Урюбджура, потому что решался вопрос с бараном и они, наконец, избавятся от этой скотины. - Пойдем, посмотрим наши раскопки.
-- Пойдем, - охотно принял предложение Урюбджур. - В конечном итоге это и является наиболее интересной частью моего визита к вам. Иногда задумаешься и чувствуешь, что чего-то не хватает.
-- Не хватает газированной воды с малиновым сиропом, - подсказал Лисенко.
-- Да нет, - на полном серьезе проигнорировал Урюбджур газированную воду с малиновым сиропом. - Человеку время от времени очень нужны новые впечатления.
-- Это, пожалуй, верно, особенно если живешь в степи. Все время одно и то же видишь. Степь, к сожалению, однообразная и, как определили еще до нашей эры предки - плоская как блин.
-- Совершенно наоборот, - не согласился гость ни с Лисенко, ни с предками. - Степь очень разная: в одном месте - одна, в другом - другая. Утром - одна, днем - совсем другая. Она нисколько не одинаковая и все время изменяется.
-- Почти то же самое говорил Гераклит, - продемонстрировал свою ученость Петя.
-- Какой Гераклит? Что он говорил про нашу степь? - заинтересовался Урюбджур.
-- Да нет, он не про вашу степь, а про воду, но в более широком смысле... - Петя задумался, прикидывая как бы попроще объяснить сыну степей философские воззрения Гераклита, в которых он и сам был не особенно силен. - Был такой философ в древней Греции, так он говорил, что нельзя дважды войти в одну и ту же реку.
-- Загибает твой Гераклит, - Урюбджур загнул указательный палец на правой руке и показал его Пете. - Вот так!.. Как это нельзя? Я, когда в Сибири жил, много раз в Енисей входил.
-- Так он же был философом и рассуждал с философской точки зрения. Понимаешь, когда ты второй раз входишь в речку, вода уже не та, та вода утекла и пришла другая... А вода в реке - это самое главное, и если ты входишь в другую воду, значит ты входишь в другую реку.
-- Ха, а ведь правильно говорил этот грек, - сходу сообразил Урюбджур. - Входишь в одну воду, а пока стоишь, она уже другая... Река та же самая, а вода другая ( в этот момент Урюбджур совершенно самостоятельно развил учение Гераклита тезисом, что нельзя даже один раз войти в одну и ту же реку), значит и река другая. Степь такая же, как река, все время меняется. Скачешь по степи, а она все время исключительно разная, два одинаковых места найти нельзя.
Лисенко считал что в степи невозможно найти два разных места, настолько все похоже, но спорить не стал.
-- Наверно ты прав, - согласился он. - Но для того чтобы это увидеть, надо жить в степи. А мы здесь наездом.
-- Правильно, - подтвердил последователь Гераклита. - У меня степь одна, у тебя другая - сплошная диалектика. И ни хрена тут не поделаешь.
-- Диалектика? - обрадовался Лисенко. Урюбджур нравился ему все больше. Он и так уже завоевал симпатии Лисенко своими рассуждениями о народных традициях, и выгоде, которую получает от них государство, а тут еще, совершенно неожиданно, и диалектика.
-- Самая сплошная диалектика, - подтвердил тот. - Диалектика - это когда все изменяется, а человек должен разобраться, почему все изменяется, - объяснил он.
-- Да, диалектика она такая, - согласился Лисенко. - От нее никуда не денешься. Без нее ни в чем разобраться абсолютно невозможно.
-- Поэтому человеку непременно надо иногда посмотреть на что-нибудь новое для себя: совсем неожиданное, или веселенькое... - продолжал рассуждать Урюбджур.
-- Посмотреть на веселенькое - это всегда полезно. Пойдем, покажу тебе наши раскопки, обхохочешься.
Вот так, изысканно беседуя, они выбрались из палатки. Пете не хотелось идти в пекло, но любопытство выгнало и его. Да и в палатке тоже был не курорт, ветер почти стих и в палатке было нечем дышать.
38
Невдалеке от палатки лениво пощипывала травку вороная кобылка-четырехлетка. Хороша была кобылка: черная как безлунная ночь в степи. На мускулистой шее, увенчанной кроткой жесткой гривой - небольшая изящная голова, ноги сухие, длинные, крепкие.
Кобылка вела себя гордо и независимо. Она снисходительно поглядывала на барана, на палатки, на машину, на простирывающую в небольшом тазике свои футболочки Серафиму. Кобылка была чужой, в этом маленьком уголке цивилизации, да и вообще в этом времени. Она была из тех отчаянных веков, когда степь оглашалась гортанными криками кочевников, свистом стрел и топотом многоногих табунов. Когда не было здесь автомашин пахнувших железом и шоферов, лежащих в их тени на брезенте, не было палаток и стирающих свои футболочки археологинь.