За обстоятельным разговором у хороших людей время бежит незаметно. Закончили и бутылку, которую достал из своего рюкзака запасливый Лисенко и над шикарным салатом, что Галя приготовила, тоже основательно поработали. Только разговор никак не могли закончить.
Поговорили о том, что надо бы провести в Элисту железную дорогу, потом о скорпионах, млечном пути, ценах на железнодорожные билеты и атомной войне. От нее совершенно логично перешли к Атлантиде и общими усилиями отвели ей место на острове Сантарин в Средиземном море. С Атлантиды перекинулись на абстрактную живопись и определили, что дурят нас все, кому только не лень. Затем перебрались на Марс и твердо решили, что жизнь там есть. Может быть и неразумная, но есть. И ничего в этом плохого. На Земле неразумной жизни тоже гораздо больше, чем разумной.
До чего же широким оказывается круг интересов, когда встречаются два понимающих и уважающих друг друга человека, особенно если есть у них по бутылке на брата и приличная закусь. А теплая водка хорошему разговору вовсе и не помеха а, как оказалось, совершенно наоборот, потому что разошлась она очень даже нормально.
К сожалению, каждое хорошее дело имеет не только начало, но и конец. Когда собеседники горячо обсуждали преимущество советских танков перед американскими, Урюбджур неосторожно глянул на часы.
-- Ого! - удивился он. - Засиделся я здесь. Пора отправляться к своим пенатам.
Лисенко не стал удерживать гостя. Хотелось вообще-то, поговорить еще и о тушканчиках: прыгают, подлые, на двух ногах, ну совсем как кенгуру. Одна только разница - что сумок нет. Может быть дальние родственники? И еще кое о чем интересном можно было поговорить. Но водка все равно кончилась, так что нечего человека задерживать. Раз нужно ему к пенатам, пусть двигает.
-- Ты не забудь барана известного под именем Геродот, - на всякий случай напомнил он. - Самое главное - не забудь барана.
-- Я ничего не забываю, - прищурился Урюбджур. - У меня память, знаешь какая?! Отличная память. У меня так: если решил что-нибудь сделать - никогда не забуду.
-- Это здорово, - похвалил Лисенко. - Очень хорошее качество. Ты понимаешь, Урюбджур, насколько это важное качество?
-- Понимаю. Качество всегда переходит в количество - есть такой закон у диалектики.
-- Наоборот, - поправил его Лисенко. - Количество переходит в качество.
-- Это сначала количество переходит в качество, а потом уже наоборот: качество начинает переходить в количество, - заупрямился Урюбджур. - Круговорот получается. Диалектику я помню. Знаешь, какая у меня память?
-- Знаю, отличная. Если что-нибудь решил сделать - никогда не забудешь...
Следует отметить, что приняв на грудь по бутылке, собеседники выглядели вполне достойно и дикция у них пострадала лишь самую малость. А о сорокоградусной можно было догадаться лишь по блеску глаз да по масштабу рассуждений и их глубокомыслию.
Собеседники выбрались из палатки, и пошли к Геродоту. Тот терпеливо ждал. Как остался стоять, когда они ушли в палатку, так и стоял до сих пор на том же месте и в той же позе. И никакого у него от этого длительного ожидания чувства протеста не возникло и никаких жалоб не появилось. Смотрел он на идущих к нему людей так же преданно и с той же любовью. Уж в чем-чем, а в терпении барану не откажешь, и в постоянстве тоже. Позавидовать можно.
-- Ко мне домой пойдем, - подмигнул ему Урюбджур. - Там тебя овечки ждут, хорошие такие овечки, очень на тебя похожие: все беленькие и парнокопытные. И будешь ты у них primus среди равных.
-- Б-е-е-е-е-е! - баран явно обрадовался тому, что пойдет домой к Урюбджуру. Он не понимал латынь и не знал что такое primus, но мысленно махнул на это дело копытом: в своей простой и здоровой жизни он прекрасно обходился без знания латинского языка. Геродот узнал главное - что встретит там беленьких овечек. Овечки - это было вполне понятно и прекрасно. Может быть, и бараны будут. А то все один да один, перебебекнуться не с кем и пободаться не с кем. А он привык жить в коллективе. И, кроме того, он столько интересного мог теперь рассказать этим овечкам и баранам. В коллективе его ждала слава. А кто из баранов откажется от заслуженной славы...
-- Только веди себя прилично и подобающе, - предупредил Урюбджур, а то бить буду.
Геродот покорно завилял хвостиком и пригнул голову, предлагая Урюбджуру хоть сейчас выполнить свою угрозу. Но Урюбджур бить барана не стал, наоборот, он ласково погладил ему мордочку и стал отвязывать веревку.
-- Может убежать, - предостерег Лисенко. - У нас уже однажды убегал. Мы его всей командой ловили, удовольствие ниже среднего. У него же четыре ноги, а у нас по две. Разве догонишь.
-- Никуда не убежит. Мы с ним договорились. Баран должен бояться хозяина и любить его.
-- Так бояться или любить? - попытался уточнить Лисенко.
-- Главное - чтобы боялся. А если будет бояться, то и любить будет.
Урюбджур довольно сильно стукнул барана по шее, затем развязал узел и бросил веревку на землю. Баран оказался на свободе. И тут выяснилось, что эта пресловутая свобода, к которой он, по мнению некоторых участников экспедиции, все время так рвался, ему совершенно не нужна. Ему нужен был настоящий хозяин, который может и мордочку погладить и по шее стукнуть. Баран стоял, задрав голову, и смотрел на Урюбджура влажными влюбленными глазами, как на родного.
-- Ты подожди, я девчатам помаячу, - попросил Лисенко. - Они к нему привыкли. Я им помаячу - сразу прибегут попрощаться. Шеф их ради такого дела с работы отпустит.
Шеф действительно отпустил девчат попрощаться с Геродотом, и они тут же легкой стайкой понеслись к лагерю. Понимали, что без них Геродота не уведут, но на всякий пожарный случай поторапливались.
Сам, конечно, с ними не пошел, не хватало еще, чтобы профессор, к тому же начальник экспедиции, на виду у всех бегал в рабочее время с баранами прощаться. И Петя не пошел. Из принципа не хотел прощаться с этой зловредной скотиной, которая постоянно, как какой-нибудь вредитель и диверсант, отвлекала его от научной работы.
Александр Александрович тем более не собирался участвовать в проводах барана. Он последние дни и так все время старался быть подальше от этого неразумного животного и теперь, со своего безопасного далека, с удовольствием наблюдал за тем, как Геродота собираются увести из лагеря, и чувствовал себя победителем в их противостоянии, во время которого полностью проявилось торжество разума перед грубой силой. Ведь в конечном итоге добродетель в лице Александра Александровича Онучина, потомственного дворянина и шофера Академии Наук СССР восторжествовала, а невежество, зло и агрессивность в лице барана совершенно неизвестной породы и незаслуженно носившего древнегреческое имя Геродот - были наказаны.
А девчата обнимали Геродота, чесали ему шею, загривок, гладили мордочку... Всеми возможными способами демонстрировали свою любовь. Баран стоял как вкопанный, закрыв глаза от удовольствия.
-- Хороший ты мой... - ворковала Александра Федоровна. - Ты уж нас не забывай, ты к нам в гости приходи.
-- Накормим, напоим и сказку расскажем, - поддержала ее Галя, - почесывая барана за ухом.
-- Ты у нас самый красивый, - шептала Геродоту Серафима. - Сейчас я тебе ленточку поправлю. - Она развязала красную ленточку на шее барана и стала завязывать ее по-новому, чтобы бант был пышней.
-- Неправильно делаешь, - остановила ее Александра Федоровна.
-- Ты мне про это не говори, я у нас во дворе лучше всех банты завязываю, - не согласилась Серафима.
-- Цвет не тот. Красные девочкам завязывают. А Геродот у нас мальчик. Мальчикам надо голубую ленточку.
-- Да, мальчик, - вынуждена была согласиться Серафима. - Ничего себе мальчики пошли: мохнатые и рогатые. Ладно, сейчас голубую принесу.
Она исчезла в палатке, но тут же появилась снова и повязала на шее Геродота широкую голубую ленту, соорудив пышный бант.
-- Вот теперь ты у нас красавец!..