Все суфий знают, что погруженность в мысли о любви приводит к экстазу. Но если христианские мистики считают экстаз единением с Богом, и, следовательно, вершиной религиозных достижений, суфий признают его ценность только в том случае, если человек, достигший этого состояния, сможет потом вернуться в мир и жить там в соответствии со своим опытом. На западную литературу большое влияние оказали сочинения, описывающие закаливание человеческого духа посредством любви, написанные испанскими арабами Х в., такими как Ибн Масарра из Кордовы, Ибн Бар-раджан из Севильи, Абу Бакр из Гранады (родившийся на Майорке) и Ибн Кази из Агарабиса в Португалии. Наиболее известным суфийским ученым был Аверроэс (Ибн Рушд, XII в.), преобразовавший всю христианскую схоластическую мысль.
Суфий всегда подчеркивали практическую применимость своих взглядов. Метафизика для них совершенно бесполезна, если она не сопровождается примерами разумного человеческого поведения, подкрепленными народными легендами и баснями. Поскольку Папы отлучали от церкви донатистов, утверждавших, что благословение какого-нибудь дурно живущего священника не равно благословению святого, положение “Не делай, что делаю я, но делай, что я говорю тебе” стало общим для всего католического мира. При этом ссылались на главу 23 Евангелия от Матфея, где Христос призывает своих учеников точно следовать учению фарисеев, но не подражать при этом самим фарисеям, отличавшимся формализмом. Христиане приводят Христа в качестве примера совершенного поведения человека. Суфий же, считая его вдохновленным свыше пророком, цитируют слова из четвертого Евангелия: “Разве не записано в вашем Законе, сказал я, что вы боги?” Это означает, что судьям и пророкам дано толковать закон божий, но, несмотря на то, что такой мнимой божественностью может обладать любой человек, не существует иных богов, кроме Бога. Подобным же образом они отвергли тибетский ламаизм и индийские теории о воплощении божества. Хотя ортодоксальные мусульмане обвиняют суфиев в подверженности христианским влияниям, они относятся к рождеству только как к притче о скрытых возможностях человека, которые могут отделить его от его непросвещенных собратьев. Точно так же они понимают сверхъестественные предания Корана как метафоры, оставляя буквальное понимание для непросвещенных. Например, они заявляют, что рая не видел никто из живых, а его гурии (“создания из света”) не похожи ни на одно человеческое существо и поэтому им нельзя придавать какие бы то ни было физические атрибуты, как это делается в вульгарных баснях.
В литературе любой европейской страны можно найти следы суфийских влияний. Легенда о Вильгельме Телле появляется в “Парламенте птиц” (XII в.) задолго до ее появления в Швейцарии, а то, что члены немецких гильдий стрелков из лука (если верить “Malleus Maleficarum”, руководству по охоте за ведьмами, 1460 год) стреляли по симметрично расположенным яблокам “во имя Дьявола”, наводит на мысль о мусульманских влияниях. Хоть Дон Кихот (арагонцы и провансальцы произносят “Кишот”) и представляется самым типичным из всех испанцев, сам Сервантес признавал, что при создании образа этого он пользовался каким-то арабским источником.
Ученые считали подобные заявления шутками в духе Дон Кихота и не принимали их всерьез, однако повествование Сервантеса очень часто напоминает случаи из жизни легендарного софийского учителя Сиди Кишара (которого иногда сравнивают с Насреддином), включая и известный случай, когда он принял мельницы, правда не ветряные, а водяные, за гигантов. Испанское слово “Кихада” - настоящее имя Дон Кихота по Сервантесу - происходит от того же арабского корня, что и Кишар, сохраняя при этом тот же смысл - “угрожающая гримаса”. Благословенный Раймунд Луллий, мистик и мученик с Майорки, признавал, что его известная поэма “Повесть о любящем и любимом” (1283) была написана по суфийскому образцу. Каталонский христианский мистик брат Ансельм из Турмеды был также хорошо известен как просвещенный суфийский мудрец Абдулла аль-Тарджуман, “Толкователь”.
Монах Роджер Бэкон, который читал лекции по философии в Оксфорде и был похоронен там, учился в мусульманской Испании. Опасаясь вызвать раздражение университетских авторитетов, он тщательно избегал прямых ссылок на “просвещенных” и называл этот образ мышления попросту “восточным”, тем более, что это слово в арабском языке образуется от того же корня, что и “просвещенность”. Профессор Асин из Мадрида и его коллеги проследили связь Бэкона со школой просвещенных в Кордове, основанной Ибн Масаррой (883 - 931). Дальнейшим своим развитием эта школа была обязана еврейскому мудрецу суфию Соломону бен Гебиролю (1021 - 1058), которого мусульмане называли Супейман ибн Яхья ибн Джабриоль, а христиане - Авицеброн. Сейчас установлено, что святой Франциск Ассизский основал францисканский орден, к которому Бэкон присоединился в 1247 году, испытав огромное влияние Авицеброна. Отрывок одной из латинских работ Бэкона имеет отношение к суфийской эволюционной теории: