та, полного постоянного трепета перед богом и самым тщательным об-
разом избегавшего всего, что может считаться запретным. Поэтому
понятно, что в среде мухаддисов этого второго типа начинает разви-
ваться аскетическое течение, которое и можно рассматривать как пер-
вый зародыш суфизма. <Хр. стр. 193 наст. изд. — Ред.^>.
Если представить себе, какие настроения должны были господство-
вать в кругах мусульман, находившихся в оппозиции к омейядскому
правительству, то можно легко понять, какую остроту должны были
получить в их жизни вопросы отношения к заветам пророка, о кото-
рых мы говорили выше. Нельзя не признать, чти наибольшей художе-
ственной силой в Коране отличаются именно те суры, которые посвя-
щены увещеванию и угрозам (ва'д и ва'ид). Видения Страшного суда, грозные картины ревущего пламени адской пучины с ее воплем: ^ JA ? J L J ^ («Нет ли еще добавки?», т. е. грешников, которых можно
пожрать) —все это должно было в те времена производить потрясаю-
щее впечатление. Перед верующими стоял образ бога — грозного су-
дии, следящего за каждым поступком человека, за каждым его душев-
1 По другой версии, в 830 т.
2 Ибн ал- Асир, т. VI, стр. 3.
3 Ибн Халдун, т. I, стр. 369—371.
15
ным движением. Хотя Аллах и носит эпитеты ар- рахман ар- рахим
(«всемилостивый, милосердный»), но он сам предупреждает, что уйти
от расплаты не сможет никто, что ответ держать придется за малей-
шую оплошность, если она не будет при жизни искуплена.
А тут разражаются междоусобицы, правители отступают от заве-
тов веры, льется кровь мусульман. Не удивительно, что весьма многих
охватывает ужас, что час возвещенного пророком возмездия кажется
уже близким. Этот страх перед неминуемой расплатой заставляет ве-
рующих готовиться к близкому ответу, отвращаться от всех радостей
мира, чтобы избежать кары и получить обещанную награду. Эти на-
строения, конечно, должны были усугубить внимание к хадисам, заста-
вить верующих все силы устремить на следование пророку, на самое
тщательное воспроизведение всех деталей его частной жизни, какой
она рисовалась в идеализированных преданиях.
Таким образом, первыми зачинателями суфийского движения яви-
лись суровые ригористы из среды мухаддисов, стоявшие в оппозиции
к феодализировавшейся светской власти Омейядов. Термин суфи в это
время еще не существует. Обычное обозначение для людей этого тол-
ка— захид («отшельник») или *абид («служитель [божий]»). В основе
их деятельности не лежит никаких теорий, кроме изложенных выше
общих соображений. Их отличия от широких кругов верующих лежат, во- первых, в повышенной интенсивности восприятия религии, во- вторых, в известных чертах религиозной практики. Так, исходя из таких веле-
ний Корана < П , 147>, как ^ ^ S Î ^j^Titl —«и поминайте меня, дабы
я помянул вас», они придавали повышенное значение jS~i, т. е. упоми-
нанию имени божьего, и все свободное время стремились отдавать по-
вторению священного слова. Важное место в их жизни занимало различе-
ние между халал (дозволенным) и харам (запретным). Велись длинные
дискуссии на тему о том, какой заработок можно признать в полной
мере халал. Все сходились на том, что всякое даяние, исходящее от
носителей власти или от их приближенных, должно безусловно счи-
таться харам, так как богатства властителей не заработаны честным
трудом, а добыты путем насилия. Все биографии захидов первых веков
полны рассказов о том, как эти благочестивые мужи категорически от-
казывались принять какой- либо дар халифа или его приближенных.
Один из них даже считал для себя запретной свою собственную кури-
цу только потому, что она залетела на крышу к соседу- воину из халиф-
ской гвардии и поклевала там зерна. Увещевать властителей они счи-
тают своим долгом, но принять от них не могут и куска хлеба.
Любопытная черта биографий ранних захидов состоит в том, что
большинству этих шейхов приписывается лишь один из двух способов
зарабатывать на хлеб: они или собирали в степи колючки и продавали
их на рынке, или таскали воду. Основная мысль составителей этих био-
графий совершенно ясна. Как колючки, так и вода (из общественных
хранилищ и рек)—ничьи, ценности не имеют. Ценность они приобре-
тают лишь тем, что доставляются из отдаленных мест туда, где они
становятся доступны для пользования. Следовательно, получающий за
них плату получает ее не за самый товар, а, в сущности, только за его
доставку. Иначе говоря, захид продает здесь свой собственный физи-
ческий труд и только, в этом товаре нет ни малейшего элемента при-
своения чужого труда. <Ср. стр. 197 наст. изд.— Ред.>.
Но вопрос о ризк халал («дозволенном хлебе насущном») все же
окончательного разрешения в то время еще не получил. Наряду с иде-
ей использования исключительно личного труда выдвигалась и другая
16
мысль. Коран неоднократно призывает уповать (таваккул) на бога, не полагаться на свои силы, а надеяться, что в нужную минуту бог
позаботится о своем рабе. Исходя из этой мысли, некоторые захиды
приходили к тому выводу, что всякая попытка что- либо заработать
должна рассматриваться как недоверие к богу. Хлеб насущный назна-
чен богом предвечно, никакими усилиями раб божий не может ни умно-
жить своей доли, ни уклониться от ее получения. Следовательно, не
нужно зарабатывать, нужно ждать того, что бог по своей милости
ниспошлет. Эта крайняя позиция таила в себе огромные опасности, и
можно думать, что они были захидами вполне осознаны, ибо сторонни-
ков ее мы видим весьма мало. Большинство все же выставляет указан-
ные выше требования честного труда, только со' сведением его к мини-
муму, достаточному для поддержания жизни. Всякий избыток должен
быть отдан нуждающимся, не способным к труду.
Все рассмотренные нами пока стороны движения захидов лишены
основного элемента последующего суфизма — мистических пережива-
ний. Но в описанных условиях они не могли не появиться. Непрестанно
устремленная в одном направлении мысль, ощущение взора божества, следящего за действиями своего раба, пламенная готовность к жертве, жажда отказа от всех благ — все это должно было создавать состояние
известной экзальтации, в трагических условиях того времени принимав-
шей подчас острые формы. Вспомним, что в самом Коране в известных
его частях дан уже вполне достаточный повод к таким переживаниям: fr AJI ^ß £» 3 .
— «...а мы ближе к неэду, [рабу своему], чем сонная артерия [его]»
<Коран, L, 15>.
4Jj^cj 3 4^ч A$2i JJI là4 <~èj.*<J
— «...и, может быть, приведет Аллах народ, который он {сам] воз
любит и который возлюбит его» <^Коран, V, 59^>.
3 (**i\j
.— «Разве не видишь ты, что Аллах знает то, что на небесах, и
то, что на земле? Не бывает тайной беседы троих, где бы он ни был
четвертым среди них, и нет пятерых, где бы он ни был шестым среди
них, и не менее этого, и не более, и всегда он с ними, где бы они ни
были» <Коран, LVIII, 8> .
— «И Аллаху [принадлежит] и восток и запад, так что, куда бы
вы ни обратились, там [всюду] лик божий; истинно Аллах — всеобъем-
лющий, всеведающий» <^Коран, II, 10ίΓ>.
Таких строк можно привести немало. Несомненно, что углубление
в такие строки должно было вызвать у людей, подорванных лишениями
и тяжелым трудом, ощущение устремленного на них взора и чувство