Оглядываясь назад, сожалею, конечно, что почти четверть века работы послом в Вашингтоне пришлась, в основном, на сложный период советско-американского соперничества. Сколько полезного можно было бы обеим державам сделать за это время для сближения наших народов, если бы наши отношения уже тогда можно было бы поставить на здоровую основу. И все же я могу честно сказать, что делал все, что было в моих силах, чтобы холодная война не превратилась в «горячую», чтобы постепенно закладывались семена взаимопонимания и добрых отношений между нашими странами. К этому я всегда стремился.
Главное теперь для обеих стран – избавиться от менталитета холодной войны и развивать непростое, но действительно необходимое стратегическое сотрудничество в пользу мира, благосостояния и других общих интересов, не позволяя в то же время возможным, а подчас и неизбежным разногласиям и трудностям вредить этому главному делу.
Работая над книгой, я использовал дипломатические архивы и мои дневниковые записи, которые до этого не публиковались. В ней нашли отражение практически все наиболее важные беседы и встречи с президентами, госсекретарями, помощниками президентов по национальной безопасности, сенаторами, политическими и общественными деятелями Соединенных Штатов, а также с советскими руководящими деятелями того периода. Эта книга, по моему мнению, довольно полно передает дух времени, атмосферу и хронику советско-американских взаимоотношений на их последнем критическом этапе. Свидетельства современников и документальные материалы того периода могут быть полезны для всех, кто интересуется непростой историей наших отношений, которая служит красноречивым предостережением против повторения печальных ошибок столь недалекого прошлого.
Часть первая. Начало дипломатического пути
Из инженера в дипломаты
На дипломатическую дорогу я вступил совершенно неожиданно для себя и довольно необычным образом. В один из летних дней военного 1944 года на авиационный завод в Москве, где я тогда работал инженером-конструктором, позвонили из ЦК КПСС и предложили явиться к ним на следующий день.
Я никогда прежде не бывал в столь высоких инстанциях и поэтому терялся в догадках: зачем я, рядовой инженер, мог там понадобиться. Прихожу на другой день в бюро пропусков ЦК КПСС. Меня направляют в Управление кадров.
Принял меня солидный, неулыбчивый и строгий на вид человек, который производил, конечно, впечатление, во всяком случае на новичка, и тем более на человека моего возраста. Я даже до сих пор помню его имя. «Сдобнов – инструктор ЦК КПСС по кадрам», – отрекомендовался он. Всем своим видом он показывал, что не очень-то склонен вступать в какие-то длинные разговоры или обсуждения. «Есть мнение, – изрек он, – направить вас на учебу в Высшую дипломатическую школу». Надо сказать, что формулировка «есть мнение» (чье, кого конкретно – неизвестно) была долгое время излюбленной фразой в советском партийном и государственном лексиконе. Налет таинственности и властности: не знаешь, к кому и апеллировать по своему личному делу, остается вроде один выход – соглашаться.
Для меня такое предложение, означавшее коренную ломку профессии, которая мне нравилась, и прыжок в неизвестность, было полной неожиданностью. Сказать, что я был ошеломлен, – пожалуй, ничего не сказать. По окончании Московского авиационного института я работал конструктором на опытном заводе № 115, которым руководил известный авиаконструктор А. С. Яковлев. Его самолеты-истребители составляли значительную часть парка советской авиации на фронтах войны. Работа была очень интересной, и я, разумеется, никогда не помышлял идти в какие-то дипломаты.
Не видя какого-либо восторга с моей стороны (я даже попытался что-то возразить), Сдобнов отрезал: «Идет война. Партии видней, как и где использовать свои кадры. Так что вопрос, по существу, предрешен. Впрочем, можете подумать до завтра, утром я снова вас жду».
Замешательство мое усиливалось и тем обстоятельством, что сам я был из обычной рабочей семьи, которая не имела никаких связей в партийных структурах или где-то «наверху», в правительстве. Почему именно на меня, не известного никому инженера, пал такой выбор?
Озадаченный и сбитый с толку, я отправился домой на «семейный совет». Жена моя в тот момент заканчивала учебу в г. Алма-Ате, куда был эвакуирован ее институт во время войны, так что «совет» был в основном с отцом. Отец мой, кадровый рабочий, слесарь, всю жизнь мечтавший вывести меня, своего сына, в инженеры, был решительно против «каких-то дипломатов». По довольно распространенному тогда в рабочей среде мнению, дипломаты, вращавшиеся в «высших сферах», – либо «жулики», либо «обманщики», и отец никак не хотел, чтобы его единственный сын вступил на такой путь. Я сам, конечно, был более начитан, чем отец, но все же имел довольно смутное представление об этой профессии. Да и к чему – на заводе у меня была интересная работа, и ничего другого я не хотел. Короче, укрепился во мнении, что дипломатия не для меня.