И Митя стал мотыжить землю дедушкиной тяпкой, а учительница, присев на корточки, начала копать почву пальцами у самых хлебных корней.
На другой день учительница пришла на колхозное поле не одна: с нею пришло семеро детей, учеников первого и второго классов. Митя один уже работал деревянной тяпкой. Он вышел нынче спозаранку и осмотрел все хлебные былинки, возле которых он вчера разрыхлил землю.
Солнце поднялось, роса уже сошла и ветер с огнём дул по земле. Однако те ржаные колоски, что возделал Митя, нынче словно бы повеселели.
— Они просыпаются! — обрадованно сказал Митя учительнице. — Они проснутся!
— Конечно, проснутся, — согласилась учительница. — Мы их разбудим!
Она увела учеников с собой, и Митя остался один.
«Мама пашет, и я хлебу расти помогаю, — думал Митя. — У учительницы одна рука только, а то бы она тоже работала».
Учительница Елена Петровна взяла в колхозе маленькие узкие тяпки и вернулась со всеми мальчиками и девочками обратно. Она показала детям, как работает Митя, как надо делать, чтобы рос сухой хлеб, — она сама стала работать одной рукой, и все дети склонились к ржаным былинкам, чтобы помочь им жить и расти.
ЕЩЁ МАМА
— А я, когда вырасту, я в школу ходить не буду! — сказал Артём своей матери, Евдокии Алексеевне. — Правда, мама?
— Правда, правда, — ответила мать. — Чего тебе ходить!
— Чего мне ходить? Нечего! А то я пойду, а ты заскучаешь по мне. Не надо лучше!
— Не надо, — сказала мать, — не надо!
А когда прошло лето и стало Артёму семь лет от роду, Евдокия Алексеевна взяла сына за руку и повела его в школу. Артём хотел было уйти от матери, да не мог вынуть свою руку из её руки: рука у Матери теперь была твёрдая, а прежде была мягкая.
— Ну что ж! — сказал Артём. — Зато я домой скоро приду! Правда, скоро?
— Скоро, скоро, — ответила мать. — Поучишься чуть-чуть и домой пойдёшь.
— Я чуть-чуть, — соглашался Артём. — А ты по мне дома не скучай!
— Не буду, сынок, я не буду скучать.
— Нет, ты немножко скучай, — сказал Артём. — Так лучше тебе будет, а то что! А игрушки из угла убирать не надо: я приду и сразу буду играть, я бегом домой прибегу.
— А я тебя ждать буду, — сказала мать, — я тебе оладьи нынче испеку.
— Ты будешь ждать меня? — обрадовался Артём. — Тебе ждать не дождаться! Эх, горе тебе! А ты не плачь по мне, ты не бойся и не умри смотри, а меня дожидайся!
— Да уж ладно! — засмеялась мать Артёма. — Уж дождусь тебя, милый мой, авось не помру!
— Ты дыши и терпи, тогда не помрёшь, — сказал Артём. — Гляди, как я дышу, так и ты.
Мать вздохнула, остановилась и показала сыну вдаль. Там, в конце улицы, стояла новая большая рубленая школа — её целое лето строили, — а за школой начинался тёмный лиственный лес. До школы отсюда ещё было далеко, до неё протянулся долгий порядок домов — дворов десять или одиннадцать.
— А теперь ступай один, — сказала мать. — Привыкай один ходить. Школу-то видишь?
— А то будто! Вон она!
— Ну иди, иди, Артёмушка, иди один. Учительницу там слушайся, она тебе вместо меня будет.
Артём задумался.
— Нету, она за тебя не будет, — тихо произнёс Артём, — она чужая.
— Привыкнешь, Аполлинария Николаевна тебе как родная будет. Ну, иди!
Мать поцеловала Артёма в лоб, и он пошёл далее один.
Отошедши далеко, он оглянулся на мать. Мать стояла на месте и смотрела на него. Артёму хотелось заплакать по матери и вернуться к ней, но он опять пошёл вперёд, чтобы мать не обиделась на него… А матери тоже хотелось догнать Артёма, взять его за руку и вернуться с ним домой, но она только вздохнула и пошла домой одна.
Вскоре Артём снова обернулся, чтобы поглядеть на мать, однако её уже не было видно.
И пошёл он опять один и заплакал. Тут гусак вытянул шею из-за изгороди, крякнул и защемил клювом штанину у Артёма, а заодно захватил и живую кожу на его ноге. Артём рванулся прочь и спасся от гусака.
«Это страшные дикие птицы, — решил Артём, — они живут вместе с орлами».
На другом дворе были открыты ворота. Артём увидел лохматое животное с приставшими к нему репьями, животное стояло к Артёму хвостом, но всё равно оно было сердито и видело его.
«Ктой-то это? — подумал Артём. — Волк, что ли?»
Артём оглянулся в ту сторону, куда ушла его мать, — и не видать ли её там, а то этот волк побежит туда. Матери не было видно, она уже дома, должно быть, это хорошо, волк её не съест. Вдруг лохматое животное повернуло голову и молча оскалило на Артёма пасть с зубами.