- Пресса, ты осторожнее там, штору не открывай - а то первый помощник капитана, кегебешник, заметит! У нас же "сухой" закон!.. Пресса, пресса! если бы вы что-то могли! Ведь, по-настоящему, от вас столько зависит!..
Трофимов не вслушивается, ему кажется все ненужным: и сам человек в синем кителе, и эти слова,- он чувствует, что должен делать что-то другое, гораздо более важное. Но вот что? Решение осознается внезапно - ему необходимо снимать. Он вынимает из футляра "Кинор", подключает питание, для устойчивости упирается локтями в иллюминатор - и снимает "Кинором" с плеча: солнце, торосы, протяженные, как острова льдины, красный закат. Глаза его слезятся от табачного дыма, рот и горло горят после спирта, появляется тошнота. Трофимов боится, что это помешает ему в работе, понимает - все его удовольствия: алкоголь, курево - особенно алкоголь,- не стоят единого кадра запечатлеваемой красоты. То же самое ему объясняет голос, раздающийся у него в голове, неторопливый, уверенный в себе, добрый голос. Трофимов полностью с ним согласен, он не может вспомнить без содрогания вкуса и запаха спирта. Чувство отвращения все усиливается - и непереносимо уже. Трофимову хочется одного - чтобы навсегда исчезла из его жизни эта каюта, с ее дымом, запахом, спиртом!..
... Снова морской охлажденный ветер дует ему на щеку. Трофимов поднимает воротник полушубка, отворачивается. Палуба под ногами вздрагивает - ледокол включил "задний ход", стаскивает свой нос со льдины, чтобы еще и еще раз ударить по ней с разгону. В четверти мили за кормой, в форваторе стоит сухогруз, ждет, когда ему проложат дорогу.
- Что, киношники, загрустили? Перебрали вчера в честь приезда?спрашивает, подходя к Трофимову и пожимая ему руку, знакомый уже вертолетчик.- Из ваших никого на завтраке не было. Я думаю: ну, ребята расслабились! Так как? Будем мы сегодня работать?- с хитрою усмешкой интересуется он.
- Будем,- выдавливает из себя слово Трофимов.
- Тогда собирайтесь! Через час летим в рейс: велено искать место, где льды послабее.
Через час вертолет, до воя раскрутив лопасти, взмывает на несколько метров вверх над вертолетной площадкой, потом вдруг заваливается вправо, падает, каким-то чудом минует площадку - кажется, еще секунда и он врежется в лед!
Но падение прекращается, вертолет выравнивают, он летит на бреющем, обгоняя ледокол и понемногу набирает высоту.
- А-а!!. Мать моя, женщина!.. Что, киношники, наложили в штаны?!кричит пилот вертолета.
Штурман, в соседнем с ним кресле, оборачивается и лукаво смотрит на пассажиров. Оператор Трофимов и режиссер Симко - точно, напуганы, они улыбаются, но предпочитают отмалчиваться. Впрочем, вскоре они осваиваются, начинают переговариваться между собой. Заметив внизу у разводья темную черточку, Симко тычет пальцем в стекло, требует лететь к ней. Вертолетчики снижаются и делают круг. Трофимов снимает моржа самым длиннофокусным объективом. Морж поднимает морду, для острастки демонстрирует бивни: ему нисколько не хочется прыгать в воду.
- Хорошо!- кричит Симко.- Классно! Снимай!..
За время рейса они снимают моржа, медведицу с двумя медвежатами и видят издали медведя-самца, праздно бредущего куда-то по льдине, но снимать его уже некогда: летчики торопятся вернуться на базу.
На подлете к каравану судов, Симко просит высадить киногруппу на льдину - ему хочется заснять, как вблизи от камеры пройдет ледокол. Вертолет зависает над льдом, наполняя воздух облаком снежной пыли. Первым по веревочной лестнице на льдину слазит Симко, поднимает руки - принимает аппаратуру, поддерживает, чтобы не качалась, лестницу, пока слазит Трофимов. Наконец, лестницу утягивают вверх - и вертолет летит к ледоколу.
Трофимов устанавливает штатив, крепит на него камеру, но едва начинает работу, видит,- что вертолет, развернувшись у ледокола, опять летит к ним. Прилетает, снова зависает над льдиной, молотит воздух винтом и закрывает видимость снежной пылью. Симко машет руками, матерится, кричит, отсылает вертолетчиков, чтоб они не мешали. Из вертолетного люка им тоже машет рукою штурман, срочно зовет к себе. Киношники подают наверх оборудование, по лестнице поспешно влазят на борт. Снаружи слышится гром, заглушающий рев мотора. Льдина, на которой только что стояли они, лопается на куски, вспучивается, рассыпается, будто под ней взрывают динамит. По обшивке вертолета барабанят осколки. Трофимов успевает заснять на пленку все, что случилось.
- Классно!!- кричит ему в ухо Симко.- Классно! Вот это кадр!..
На ледоколе их сразу же ведут к капитану.
- Авантюристы!- кричит на них капитан, человек уравновешенный и седой и, к тому же,- Герой соцтруда.- За ракурсами гоняетесь?! Славы захотели?! Я вас таким ракурсом сделаю! Я вам славу организую! Сегодня же духу вашего не будет на пароходе! Убирайтесь на Таймыр, в Диксон - мне вашего кино хватило вот как - до горла!..
После обеда они стаскивают к вертолету котомки. Директор съемочной группы разобиделся и не разговаривает ни с кем. Незадолго до взлета, на вертолетную площадку приходит в дупель пьяный пилот, который утром забирал их со льдины.
- Повезло вам, мужики, да и мне вместе с вами,- заплетающимся языком хочет объяснить он то, что все уже и так знают.- Гидрометеоролог в это время был в рубке, видел, где я вас высадил. Он сразу просек - в этом месте должно быть напряжение льдов. И он по рации мне... Повезло вам, что мы успели...
Другой пилот поднимает вертолет в воздух, так же точно роняет его направо, так же удерживает в последний миг надо льдом, только кричит иначе: "Э-э-эх ! Японский бог!.."
Они облетают на прощание ледокол. Трофимов снимает через стекло, видит в окуляр "Кинора" мужчин в синих кителях, стоящих у ограждения на палубе, видит женщину в белом тулупчике...
- Не жалей!- кричит ему на ухо Симко.- Не жалей! Зато какой кадр!..
Вертолет ложится на курс и... все исчезает...
2.
На следующее утро после посещения клиники, Виктор Васильевич проснулся у себя дома в самом чудесном расположении духа. Весь прошлый вечер он прибирался, вымыл пол, выбросил мусор и даже снял с окон в стирку пыльные шторы. Теперь комната показалась ему непривычно светлой и как будто пустой, словно предстояло ее по-новому обживать. Это ощущение тоже было приятным.
- Я сегодня как молодой, точно сбросил лет двадцать,- говорил он на работе в обеденный перерыв одному из водителей.- Веришь или нет, легкость во всем теле такая... Ну как тебе объяснить? Ты когда-нибудь кровь сдавал в донорском пункте? Не сдавал? Тогда не поймешь...
- Капитально, видимо, тебе мозги вправили,- отглотнув из чашки чай, ответил водитель.- Я бы не рискнул,- добавил он и покачал головой.
- У тебя в них - что? Государственные тайны? Правила дорожного движения, может быть, секретными сделали?- заспорил Трофимов.
- Правила, ни правила, но только ни к чему там чужим копаться.
- А я не жалею,- уверенно заключил Виктор Васильевич,- надоело, знаешь ли, вечно быть виноватым.
Все же, сколько ни бодрился он на словах, в душе его возникла тревога. Трофимов стал внимательней следить за своим поведением - не проявятся ли в нем отклонения от нормы?- чтобы самому первым заметить их и немедленно устранить. Но ни в этот день, ни на следующий ни малейшей странности не обнаружилось. Разве что один поступок, который удивил всех, но зато для самого Трофимова был совершенно понятен,- Виктор Васильевич упросил начальников перевести его с ленивой, спокойной студийной работы в суматошный отдел новостей. Там он сразу, к своему удовольствию, убедился, что ему, точно так же как в молодости, нравится заниматься оперативными съемками: ездить по городу, наводить видеокамеру "Бетакам" на объект, настраивать фокус изображения; нравится толкаться во взбудораженной толпе репортеров перед дверьми Областного правительства в надежде получить интервью. Со всем этим Виктор Васильевич справлялся легко,- он, наконец, чувствовал себя вновь полезным. Труд его был вскоре похвален главным редактором, который на телестудии спросил у Трофимова, его ли это кадры транслировались в выпуске новостей? И удостоверясь, что снимал их Трофимов, сказал одобрительно: "Хорошо, хорошо. Живенько так. Где-то даже, я бы сказал, драматично". "Просто мне подфартило!"- заулыбавшись, ответил Виктор Васильевич; он ответил так не из скромности, а потому что, действительно, элемент удачи в съемке той был...