Шестидесятниками были все, кто ничего запретного не создавал, а только приобщался к катакомбной культуре, читатели Самиздата и Тамиздата, слушатели бардов, участники семинаров на дому, посетители выставок художников-отщепенцев. Не говоря уж о создателях подпольной культуры и тех, для кого они творили, но и смельчаки, открыто на глазах своего народа и на международной арене разоблачавшие преступления аппарата насилия, требуя наказания высокопоставленных преступников, не были зачинщиками политического движения. Правозащитное движение было зарождением оппозиции, ставящей в известность власть о нарушениях закона ее администрацией, оппозиции, ни малейшей угрозы правящей верхушке не представлявшей.
Призыв к гласности, коллективные обращения в правительство, подписанные подлинными именами правозащитников, гарантировали властям отсутствие тайных заговоров со стороны оппозиционеров. Открытости правозащитников противостоял конспиратор, облаченный властью, какой не знала история человечества: верхушка Коммунистической партии Советского Союза, Политбюро ее Центрального Комитета. Цель кремлевского заговора — мировое господство. Достижение цели должно было предстать перед всем миром и, прежде всего, перед народом Советского Союза как успешное отражение агрессии со стороны капиталистического Запада. Народ Советского Союза должен знать, что в его среде есть подосланные, подкупленные врагами предатели. Их разоблачение — могучее средство доказать подготовку войны против Советского Союза, их кара — средство предотвращения войны. Политические преступники не существовали. Их надлежало создать. За средствами дело не стало: приговоры суда по произволу властей, улики, подкинутые агентами КГБ при обыске, признания ни в чем не повинных людей под пыткой.
Пресечь чудовищное попрание прав человека в Советском Союзе соглашение о мерах предотвращения атомной войны не могло. Во власти Запада оставалась возможность встать на защиту жертв классового правосудия, открыть двери изгнанникам и дать им возможность продолжать борьбу за права человека. По «Волнам» и «Голосам» Соединенных Штатов Америки и Западной Европы зазвучали их голоса. Вступили в строй издательства, созданные ссыльными. Книги, небольшие, в мягкой обложке, напечатанные убористым шрифтом, воссоздающие все намертво запрещенное цензурой Советского Союза, прорвались на родину их создателей. В числе этих книг — мой «Суховей».
Не будь предложения изгнанника Ефима Григорьевича Эткинда написать очерк о генетиках, не пошли Ефим Григорьевич рукопись, родившуюся из этого очерка, в созданный изгнанниками журнал «Время и мы», не послужи журнальная публикация поводом изгнанному правозащитнику Валерию Чалидзе предложить мне опубликовать «Суховей» в его издательстве, не будь самого этого издательства Chalidze Publications, и «Суховей» не влился бы в лавину книг, ставших тайным достоянием поднадзорных граждан Советского Союза.
Среди тех, кто доставлял запретные плоды обитателям коммунистического рая, была Надин Плюс, дочь эсера, родившаяся в 1919 году в пути из Москвы в Париж, когда ее родители спасались бегством от большевистского террора. Наша совместная с Надин Плюс работа, раскрывшая генетический контроль эволюции, описана в послесловии к этой книге. Томик «Суховея» Надин провезла через границу, запаковав его между пластами бутербродов. Труды тех, кого изгнал Советский Союз, переведенные на языки приютивших их стран, не оставили равнодушными потенциальных боевиков «пятой колонны» в тылу мирового капитализма. Мне не раз доводилось убеждаться в восторженном интересе простых людей, американцев к творчеству и судьбе Сахарова и Солженицына. Немолодой шофер такси, доставивший меня однажды ночью из лаборатории домой, носил, как оказалось, копии полюбившихся ему страниц «Архипелага ГУЛАГ» Солженицына на сердце задолго до знакомства со мной. Шофер такси, везший меня на аэродром, узнав, что я лечу в Бостон по приглашению Андрея Дмитриевича Сахарова, не спросил, кто такой Сахаров. Он сказал: «Мне бы только рядом постоять с таким человеком».
Сомнительный успех Советского Союза в создании «пятой колонны» в тылу врага с лихвой перекрывался поражением Страны Советов далеко за пределами идеологического фронта. Поражение Советского Союза там, где победу гарантировало техническое превосходство, не только в исследовании космоса, но прежде всего в оборонной промышленности, лишало Советский Союз малейшей вероятности победы своего строя над укладом загнивающего капитализма. Шансы на победу Советского Союза в грядущей решающей схватке с Соединенными Штатами Америки падали вслед за каждой победой «Империи зла», как публично окрестил Советский Союз Рейган, над партнером по мирным переговорам о разоружении.