Превосходство Советского Союза над Соединенными Штатами Америки по оснащенности стратегическим атомным оружием, троекратное, по свидетельству изгнанных из Союза историков, весь военно-промышленный комплекс ложились непосильным бременем на хиреющую экономику. Когда президентом США стал Рейган, во главе государства оказался человек с ясным пониманием намерений Советского Союза. Агрессора, имеющего в своем оснащении полторы тысячи мегатонных «атомных изделий», Рейган не считал нужным задабривать. Против него следовало обороняться.
Не знаю, кто тот гений, кто изобрел единственное средство обороны Вашингтона и Нью-Йорка против нацеленных на них ракет, несущих ядерные боеголовки. Перехват этих ракет над океаном с помощью ракет-перехватчиков и лег в основу знаменитой Стратегии Оборонной Инициативы (СОИ) Рейгана.
Идея СОИ не нуждалась в засекречивании. Ее нужно было возвестить. Информация о готовящемся барьере против атомного удара имела стратегическое значение в «холодной войне» двух атомных сверхдержав, подрывала фундамент пропаганды Кремля о готовящемся атомном ударе со стороны Америки, демонстрировала всему миру готовность Штатов не нападать, а обороняться.
Программа проектирования и создания ракет-перехватчиков требовала огромных затрат, заведомо непосильных Советскому Союзу. В Красноярске зашевелились было, пытаясь сравняться с Штатами, но скудость бюджета, окончательно подорванного войной в Афганистане, заставила Советский Союз отказаться от губительного для страны проекта. Программа создания ракет-перехватчиков увенчала победу США в «холодной войне» с Советским Союзом.
«Холодная война» Кремля с западными демократиями извилистыми обходными путями привела сперва к появлению на свет, а затем и к изданию «Суховея» в Нью-Йорке на русском языке и к приобщению его к катакомбному чтению небольшого числа подъяремных граждан Советского Союза. Поражение Кремля в «холодной войне» с Соединенными Штатами Америки должно по смыслу вещей иметь куда более важные последствия для судьбы моего антикоммунистического творения.
Поражение Кремля в «холодной войне» с Соединенными Штатами Америки самым естественным образом влилось в число причин исчезновения самого ярма, самих преград на пути свободы писать, свободы читать напечатанное. Ярмо исчезло. Возникла надежда увидеть «Суховей» напечатанным на русском языке в России и на французском языке во Франции.
Нечто вроде предисловия
Солженицын не без умысла выбрал для своего повествования благополучный день из лагерной жизни Ивана Денисовича и самого Ивана Денисовича сделал не избалованным интеллектуалом, а рядовым советским человеком, колхозником, солдатом, работягой. Он не хотел действовать на воображение читателей кровавыми зрелищами, а хотел представить жизнь такой, какая она есть, в обыденной повседневности. Языком своего Ивана Денисовича Солженицын описал будни несколько приукрашенного ада.
Один из персонажей моего повествования — Эрвин Зиннер — рассказывал мне, сравнивая свои лагерные переживания с жизнью Ивана Денисовича, о своем начальнике лагеря. Так тот заставил зэков летом, пока почва не промерзла, рыть себе могилы, а потом гонял их зимой и летом на работы мимо этих могил. Смертность среди заключенных достигла рекордных цифр.
Правда о жизни в Советском Союзе прозвучала со страниц книг, написанных великими страдальцами и страдалицами — Солженицыным, Евгенией Гинзбург, Надеждой Мандельштам. По сравнению с их судьбами и их писательским даром моя судьба и мои возможности описать ее ничтожны. И все же я беру перо и пишу, и художественный прием, к которому прибег Солженицын в своей повести поддерживает меня. Самая обыкновенная жизнь, описанная самым обыкновенным языком. Исключительно счастливая жизнь — по количеству прекрасных людей, которых посчастливилось встретить и полюбить. Некоторые наиболее трагические события моей жизни я обхожу молчанием — всего не расскажешь. Да и задумана книга была, чтобы рассказать не о себе, а о других, а потом, волею судеб и игрою случая превратилось мое повествование в мою биографию.