— Говори! — приказала она мрачным тоном. — Я слушаю.
— Счастливый случай открыл мне, что Сади-баши, юноша, к которому ты так благоволишь, моя милостивая повелительница, любит одну девушку, — медленно сказал грек, капля по капле вливая яд в сердце принцессы, — я несколько раз видел его ночью разговаривающим с этой девушкой.
— Почему же ты думаешь, что Сади-баши любит девушку, о которой ты говоришь? Разве не может она быть его сестрой? — спросила принцесса.
— У Сади-баши нет сестры, ио есть возлюбленная, которую он сделал своей женой.
— Где же эта возлюбленная, шпион? — с досадой спросила принцесса.
— Моя повелительница сердится на меня, а между тем Лаццаро сказал правду. Сади-баши взял свою возлюбленную к себе в дом и сделал ее своей женой, и так любит ее, что готов для нее перенести любые опасности.
— О каких опасностях ты говоришь?
— Возлюбленная Сади и есть та самая красавица Реция, дочь Альманзора, которую Сади должен был арестовать, — продолжал грек, любуясь впечатлением, которое эти слова производили на принцессу, склонность которой к Сади Лаццаро давно заметил. — Во всяком случае, Реции действительно не было в том месте, куда за ней послал Сади Мансур-эфенди, но Сади нашел ее в другом, до сих пор неизвестном мне, месте и привел ее вместе с мальчиком к себе.
— Как? И мальчика тоже?
— Я головой ручаюсь за это, принцесса.
— Теперь ты должен представить мне доказательства твоих слов, — сказала после довольно продолжительной паузы принцесса.
— Тебе надо только приказать, светлейшая принцесса, какое доказательство тебе нужно.
— Без сомнения, ты знаешь дом, куда отвел Сади Рецию и мальчика.
— Да, знаю, принцесса, он стоит на Коралловой улице, это дом старого муэдзина Рамана, всякий живущий на этой улице укажет тебе этот дом.
— Ты должен проводить меня туда! Я сама лично хочу убедиться в истине твоих слов! Я хочу быть в доме, хочу видеть и слышать, действительно ли Сади привел Рецию в свой дом! Вот какого я требую доказательства и требую сейчас же.
— Ты требуешь многого, принцесса! — сказал торжествующий грек. — В моей власти доставить тебе возможность взглянуть на тщательно скрытое от всех счастье Сади и Реции! Лучшего доказательства никто не в состоянии дать тебе, но я не советовал бы тебе, принцесса, идти тотчас же, не потому, что я не уверен в успехе, а потому, что сейчас слишком светло и оживленно на улицах, и нас могут узнать.
— В таком случае сделай себя неузнаваемым, как это сделаю я.
— Сади и Реция тоже могут нас заметить и начать подозревать!
— Скоро будет темно, приходи сюда через час… Нет, жди меня на террасе! Закрой себе лицо и переоденься в другое платье!
Сильно взволнованная принцесса отпустила грека, довольного успехом своего первого шага, и позвала обратно своих прислужниц, чтобы переодеться и не бьпь узнанной.
Для турчанок подобное переодевание легче, чем для кого-либо другого, так как они полностью закрывают себе лицо покрывалом.
Широкого платья, которое скрыло бы фигуру, достаточно, чтобы они могли явиться куда угодно, не будучи узнанными. Прислужницы принесли другое покрывало, и принцесса надела его поверх того, которое уже было на ней. Никто еще не видел принцессы без покрывала, даже ее прислужницы не могли похвалиться, что видели черты ее лица; никогда, даже оставаясь совсем одна, принцесса не поднимала покрывала.
Затем принцесса закуталась в широкий плащ и отправилась на террасу своего дворца.
На каменной лестнице, спускавшейся к каналу, стоял Лаццаро. На голове у него был пестрый платок, скрывавший лицо.
Он низко поклонился своей повелительнице, которая, ни слова не говоря, подошла к нему и стала спускаться вниз по лестнице к воде.
Сойдя вниз, она села в маленькую простую лодку. Грек последовал за ней, а гребцы взялись за весла. Лаццаро приказал им ехать в Скутари.
Солнце уже зашло, на небе тут и там стали появляться звезды, и грек решил, что уже достаточно темно, чтобы привести в исполнение их намерения; тем более, что в узких улицах предместья было еще темнее, чем на море.
Принцесса и ее спутник вышли из лодки и направились к Коралловой улице, где стоял дом Сади. Улица эта вполне оправдывала свое название, потому что на пей жили в основном торговцы кораллами. Это были большей частью евреи, которые еще сидели у дверей своих домов. Несколько турок курили на улице трубки и разговаривали между собой.
Никто не обратил внимания на спутницу Лаццаро.
— Здесь! Мы пришли, принцесса, — прошептал грек, когда они прошли маленький, но веселый с виду домик Сади и подошли к стоящему рядом большому и, по-видимому, необитаемому дому.
Лаццаро вынул из кармана ключ и открыл им дверь необитаемого дома, затем, оглянувшись вокруг, не следит ли кто за ними, поспешно вошел в дом вместе с принцессой.
— Разве это дом Сади? — спросила принцесса. — Как ты достал от него ключ?
— Сади принадлежит соседний дом, принцесса, — шепотом отвечал Лаццаро, — мне стоило большого труда получить доступ в этот дом, из которого мы отлично можем все видеть и слышать, не будучи сами замеченными! Я надеюсь, что ты довольна!
— Встретим ли мы кого-нибудь в доме?
— Нет, светлейшая принцесса, дом пуст и весь к твоим услугам!
Принцесса пошла вперед по темному коридору, грек последовал за ней, предварительно заперев дверь на ключ.
Затем он вынул из кармана маленький потайной фонарь и стал освещать путь.
— Твоя милость позволит мне идти впереди, чтобы указывать дорогу? — спросил грек и прошел вперед.
Через коридор они вышли во двор, прошли через него к другой двери, которую грек снова открыл своим ключом.
Пройдя несколько комнат, они подошли к лестнице. Лаццаро посветил принцессе, чтобы подняться по ступеням.
Они поднялись на площадку, от которой шел коридор со множеством дверей.
В каждом турецком доме в Константинополе есть во дворе внутренний флигель, в котором находятся женские комнаты.
В один из таких флигелей грек и привел принцессу, тщательно закрывая полой фонарь, как бы боясь, чтобы кто-нибудь не заметил огня.
Комната, в которую вошли Лаццаро с принцессой, была темна и пуста, в ней было всего одно маленькое окошко, выходившее во двор.
— Сейчас ты увидишь Сади и Рецию, принцесса, — прошептал грек, — позволь мне дать тебе возможность посмотреть внутрь дома Сади.
Вдруг Рошане послышался какой-то звук, как будто неясный шепот влюбленных.
Кровь закипела в ее сердце при этом звуке, потому что она вообразила себя вблизи Реции и Сади. Итак, Лаццаро не солгал: у Сади есть возлюбленная, женщина, которую он прячет у себя, несмотря на все опасности.
Тогда грек подошел к стене, закрыл потайной фонарь, затем он, казалось, открыл какой-то проход или отодвинул несколько камней.
Слова стали доноситься яснее. Вместе с тем в комнату пробрался луч света.
Рошана поспешно подошла к тому месту, откуда виднелся свет, и увидела, что в стене было вынуто несколько кирпичей и на высоте глаз сделано два сквозных отверстия в соседний дом, в которые можно было свободно видеть все, что там происходило, тогда как из соседнего дома эти отверстия были совершенно незаметны.
Принцесса с любопытством наклонилась к отверстиям и поняла, что они выходили на женскую половину соседнего дома.
Рошана могла оглядеть всю комнату, которая была освещена лампой.
То, что Рошана там увидела, страшно поразило ее! Сердце ее почти перестало биться, дыхание остановилось, она точно окаменела.
В освещенной комнате Реция лежала в объятиях своего дорогого Сади, который крепко прижимал к себе возлюбленную и с неописуемой любовью глядел в ее голубые глаза. Это была картина полнейшего счастья. Сади наклонился и поцеловал молодую женщину.
Принцесса была не в состоянии переносить больше это зрелище. Ревность так сильно заговорила в ней, что ома чуть не выдала себя и Лаццаро. Но она успела преодолеть себя, хотя это стоило ей большого труда. Она отошла от отверстий.