========== …госпожа? ==========
— Ты ещё пожалеешь об этом, хатун!!! — весь гарем услышал своего повелителя, а Лале бежала прочь, хотя бы в сад, где может скрыться. Все девушки её слышали, узнают и паши, и ничего уже не изменить. Ходжам Мустафа должен был её подстраховать. В конце концов, в ней тоже есть кровь династии и на подобное решение она имеет право. Правда, что дядя Мурад подумает, когда узнает?
Бежала, она бежала до самого домика Хюмы-хатун. Как оказалось, матери Мехмеда. Называть его падишахом язык не поворачивался. Даже она знает, что паши, оставленные ему дядей, настроены друг против друга. А ещё Венеция, Византия и Рим хотят напасть — иногда Лале жалеет, что много знает. А Мехмед только праздную жизнь ведёт! Однако стоит сказать, что в будущем, если ей предстоит его застать, именно Мехмед, её двоюродный брат, войдёт в Константинополь победителем. И Айя-София будет принадлежать османам.
Гюзалик встретила хозяйку радостным лаем, не улыбнуться ни в чём не виноватой собаке девушка не смогла. Она присела рядом с прудом, который всё сильнее зарастал водорослями, и стала играть с питомцем. А виски пульсируют и сердце бешено стучится! Страшно. Да и кому не станет страшно после такой выходки? С другой стороны, Лале даже не нагрубила брату-султану. И не унижала. Не возражала. Наверное, не только от неожиданности он отпустил её. Ещё и из-за уважения других.
«Надеюсь, оно будет помогать мне и дальше».
Лале посмотрела в сторону, где спрятала портрет Хасана: старая и непримечательная стена. Прижала палец к губам, и понятливая Гюзалик затихла. И хозяйка и собака прислушивались, нет ли кого поблизости. И убедившись в этом, Лале пошла к портрету. Осторожно достала его, но на свет выносить не стала.
Хасан… добрый и благородный, казался таким живым. А может, она действительно всё ещё тоскует по нему?
Гюзалик бегала вокруг ног. Посмотрев на неё, Лале улыбнулась и опустилась на колени. Да, чтобы показать ей портрет хозяина. Гюзалик тут же осунулась и так жалостливо заскулила. Этого хозяина больше нет, осталось только хозяйка. Даже её друзья пропали. Хоть и понятливая, но как собаке объяснить, где и почему оказались Аслан и Влад. Да, в казармах обучались пленённые юноши, без всякого роду за своей спиной. Но Аслан и Влад должны были вернуться в свои государства, вернуться туда добрыми друзьями османов…
«Снова я думаю о Мехмеде!.. и снова он меня расстраивает!»
Лале обняла портрет. Хасана не хватало. Останься он в живых, всё было бы совершенно по-другому. Аслан и Влад остались бы здесь. Их бы уважили. И возможно, с погибшим шехзаде они подружились. Лале тихонько покачала головой: её мечты, что не сбудутся. Она отпрянула от портрета, чтобы поцеловать нарисованные губы.
«Простите, шехзаде, за мою дерзость, но теперь я останусь свободной».
Но глаза Хасана, светлые и добрые, нисколько не злились. Наоборот, как будто давали своё благословение.
†††
В казармах действительно жилось отвратно. Однако здесь не так уж и враждовали, но и не дружили. Аслану и Владу, и другим знатным мальчишкам, которым довелось обучаться в дворцовой школе, тёплого приёма не оказали. Хотя мальчишки из Валахии были рады встретиться со своим будущим правителем. С ним же и надеялись вернуться. Аслану даже стало неуютно. Владу были хоть немного рады, а здесь даже никто не мог сказать, являются ли они с Асланом земляками. Совершенно разные ситуации. Но Влад в своей компании не остался и друга не бросил. Земляки решение сына господаря уважили. И помогали им влиться и другим безродным оскорблять их не позволяли. В общем, не сильно Мехмед и выиграл, выслав рабов из дворца.
Спустя полгода они привыкли. Только одно не давало им двоим покоя: как справляется Лале? Ведь, хорошо подумав, можно понять, что она одна против всех. На её стороне разве что художник Димитрис и ходжам Мустафа. Даже собственная наставница против неё: всё лелеет сделать из неё жену султана.
Может, Влад и Аслан подружились, но уступать Лале другому никто не хотел, особенно Мехмеду. Хотя была проблема серьёзнее: кто отдаст мусульманку за иноверца, будь он хоть самым верным другом османов. И всё, что они могли сделать, — стать сильнее и заполучить всеобщее уважение. А дальше одни небеса знают…
Аслан в последнее время старается не использовать левую руку и внимательно следит за каждым движением Влада. Конечно, они тренируются со всеми, поскольку одни бои между собой не дадут прогресса. А поэтому побеждать с каждым разом труднее! Зато как интересно за ними другим наблюдать! Одни болеют за Влада, другие за Аслана. Кто-то вообще не знает, чьё имя выкрикивать, а кто-то только рот раскрыть и может. Взмах и удар, защита, маленькая военная хитрость, то есть подлость, но без неё никак. Никто в реальном бою не будет думать о чести — выжить, вот главная задача. За время пребывания в казармах они хорошо усвоили урок.
Пока больше побед было у Аслана, но это только пока! Ничья также бывала, но на неё реагировали не так бурно. А потому крик стоял и за стенами казармы, когда победил Влад. А потом тренировки окончились. Уклад жизни здесь был, как у янычар, то есть сами о себе заботились. И ребята начали расходиться, кто стирал, кто готовил, кто убирал, а кому-то сегодня и отдых перепал. Например, тем, кто на тренировке приложил усилий больше, чем остальные.
Почти никого не осталось, когда на поле прибежал молодой венгерский князь. Новости из дворца, кто раньше там жил, узнавали от него. С ним раньше не особо общались, да и он не спешил сближаться. Но теперь рабы сплотились. Не все и не с каждым. Однако узнать последние новости имел право любой из них.
— Аслан, Влад, слышали, что во дворце произошло? — опиравшиеся на ограждение, юноши посмотрели на товарища, иронично улыбаясь. Княжич рукой махнул. — Янычары, кажется, восстание поднимут, говорят, деньги обесцениваться начали, — Влад на это только ухмыльнулся.
— Нам-то что? — им жалование не выдают, так, иногда, в хорошем настроении. Как кость кидает! Аслан, заметив, что Влад снова начинает злиться на горе-падишаха, положил руку на его плечо и сжал. Может, все и свои, но не стоит открыто критиковать действующего султана.
— Действительно, — венгр закатил глаза. — Если восстание будет, Мехмеду придётся задуматься о передаче трона отцу, — а потом совсем тихо, словно голоса и нет, добавил: — Когда он поймёт, что марионетка в руках пашей? — Влад убрал руку Аслана, фыркнув. Он надеется, что доживёт до этого дня. Аслан только головой покачал.
— А в остальном что? — товарищ посмотрел на Аслана, хитро улыбнувшись. Он, может, и не общительный, зато наблюдательный. Ясно дело, интересуются жизнью госпожи.
— Хах, с этого и надо было начать, да?! — в глазах юного венгра загорелся огонь некого ужаса и вместе с тем восхищения. Что́ заставило друзей напрячься. — Лале-хатун ваша траур по шехзаде Хасану всю жизнь носить будет! — и хлопнул в ладоши. Под этот звук что Влад, что Аслан, словно застыли. И княжич поспешил объясниться: — Да не бойтесь, не всё так однозначно. Такого раньше не было, кади и шейхуль-ислам ищут ответы в Коране, но Лале-хатун так упряма, что только сул… дядя её переубедить и может, — эта госпожа многих пленных поражала. Даже с детства.
— Траур? Но как? — Аслан покосился на Влада, задавшего этот вопрос. Серьёзно?
— Влад, ты конечно хороший человек, но, как мне сказали, Мехмед отнюдь не такой. Хотел он её в свой гарем, но та при всех калфах и евнухах как закричала: «Не посмеешь ты жену брата взять! Траур носить буду», — однако руки венгр развёл. Сами понимаете, информация не из первых уст.