— Однако в этом деле меня в конце концов постигла неудача, — развел руками Юсуф. Верно, по этой причине великий атабек и расстроен. Когда он дал своему доблестному и преданному эмиру большое войско, то полагал, что эмир наведет в Египте новый порядок. Он не ожидал от него ни разгульной жизни… ни столь скорой кончины.
— По правде говоря, он так и сказал мне: «Самая большая оплошность, которую я пока совершил в жизни — то, что послал в Египет твоего брата», — тихо признался Наим ад-Дин Айюб своему сыну.
— Однако, посылая меня в Египет, великий атабек часто поминал древнее предание о «прекраснейшем Юсуфе», попавшем в Египет рабом и ставшем близким советником царя… — напомнил тот отцу.
— Ему казалось, что тебе, Юсуф, немного не хватает честолюбия.
— Значит, это вторая оплошность великого атабека? — усмехнулся Салах ад-Дин.
Наим ад-Дин еще больше нахмурился. Взяв с блюда финик, он сначала долго, совсем по-старчески жевал его, а потом еще дольше катал языком косточку.
— Аллаху виднее, — наконец обронил он ответ и только следом выплюнул косточку. — Могу сказать только одно: атабек доверяет тебе, как и прежде, но все же начинает беспокоиться… У нас много завистников, Юсуф, сам понимаешь.
— Отец, ты отказался стать везирем. Тогда становись моим главным казначеем, — внезапно просветлев лицом, решительно проговорил Салах ад-Дин. — Раз великий атабек послал тебя ко мне с увещеваниями, значит он доверяет тебе куда больше, чем мне. И это справедливо: у тебя перед ним гораздо больше заслуг. Если ты стаешь казначеем, то легко развеешь все его сомнения и тревоги и тем самым поддержишь честь нашего рода. А кроме того я хочу отдать тебе, как самому преданному слуге великого атабека, именно те города, которые, волею Аллаха, мне удалось отстоять от неверных. Я имею в виду Александрию и Дамьетту.
Наим ад-Дин Айюб замер и даже слегка побагровел.
— Ты очень сильно поумнел, Юсуф, с тех пор, когда мы виделись с тобой последний раз, — только и нашел он, что ответить на предложение сына.
В начале осени того же года Ангел Смерти пришел к брату великого атабека, Кутб ад-Дину, который правил Мосулом, и атабек сразу обратил свой взор на восток, отвернувшись от Египта. Теперь он получил возможность расширить и укрепить свою власть в роде и свои восточные пределы, а кроме того, положить конец спору за наследство, сразу же возникшему между его племянниками.
Снова весь мир пришел в движение. Как только атабек повернулся спиной к Палестине, король франков сразу же надумал самолично отправиться в Константинополь, чтобы подбить императора на новый поход против Египта.
А Салах ад-Дин получил возможность неторопливо, основательно укреплять свое положение в Египте. Однако он также решил «помахать знаменами», чтобы тем самым оттянуть опасную встречу в Константинополе, а, с другой стороны, укрепить свою славу воина джихада.. Своей главной целью он избрал франкскую крепость Айлу, которая, словно острие копья, находилась на южной оконечности Иерусалимского королевства и «упиралась» прямо в побережье залива Акаба, рассекая основной путь египетских паломников, совершавших хаддж в Мекку.
План Салах ад-Дина был весьма хитроумен. Он велел перебросить на западное побережье Суэцкого залива заготовки для кораблей, чтобы за короткий срок можно было спустить на воду целую флотилию, а сам с большим войском подступил к Даруну, франкской крепости, находившейся на юго-восточном берегу Срединного моря. Король Амори поспешил навстречу, прихватив по дороге гарнизон Газы, принадлежавшей в ту пору рыцарям ордена Соломонова храма. Франкам удалось опередить своих противников и войти в Дарун, усилив его защиту. Однако Салах ад-Дин тотчас же свернул с дороги и поспел к «ослабевшей» Газе. Он захватил город и освободил множество томившихся там мусульманских пленников. Надо признать, что возвышавшаяся над Газой крепость, несмотря на малый гарнизон, была очень мощной, и на то, чтобы овладеть ею, пришлось бы потратить немало времени и сил. У Юсуфа, однако, были иные планы. Столь же внезапно, как и появился в пределах франкских владений, он отошел назад, в Египет, послав отборную часть своего войска к заливу Акаба, куда уже двигались его корабли. Приступ крепости Айла начался стремительно как с суши, так и с моря, и гарнизон вскоре сдался. Священная дорога на Мекку была открыта для паломников.
Потеряв Айлу, «наконечник своего копья», король Амори, конечно же, не отказался от своей великой затеи призвать христианский мир в Крестовому походу в Египет, и весной следующего года отбыл в Константинополь. При этом, как и два года назад, он отправил горячее послание к правителям Запада. Принятые им чрезвычайные меры объяснялись еще и бедой, свалившейся на род иерусалимского короля. У его девятилетнего сына, Бальдуэна, обнаружились признаки проказы. Других сыновей у Амори не было, и он теперь понимал, что «крона» его династии вот-вот почернеет и отомрет прямо у него на глазах. Оставалось только старательно, очень старательно позаботиться о замужестве дочери, Сибиллы…