Но теперь грозная буря смела все их клятвы, и они решили, что пора заняться своей собственной судьбой. Их нападение нельзя было назвать вероломством, в чем я потом убеждал «рыцарей султана».
Так или иначе греки напали на нас, имея неплохо продуманный замысел. Однако полная внезапность им все же не удалась. Море кипело и бушевало вокруг, а на обреченном корабле закипело жаркое сражение. Со стороны оно могло показаться очень забавным зрелищем. Противников кидало и разбрасывало во все стороны. Они махали мечами впустую, порой норовя снести головы своим же. То их с ног сбивала вода, и они невольно хватались друг за друга, чтобы не упасть или не вывалиться за борт, потом снова друг от друга отталкивались и снова начинали скакать, как петушки. Что и говорить, маневры пригодились обеим сторонам. Каждый знал, на какой выпад и на какую хитрость способен противник, а потому скорой развязки ждать не приходилось, разве только постаралась бы сама буря. Буря и вправду положила конец той необыкновенной битве, но немногим позже.
Первым делом греки решили покончить с рыцарем Джоном и со мной, видя во мне некую тень предводителя. Трое бросилось на корму. Не имея меча, я завертелся волчком, уворачиваясь от ударов. Рус Иван в это время помогал кормчему управляться с рулем. Но как только мечи засвистели вокруг, кормчий в страхе бросил свое дело и свернулся в клубок под румпелем. Иван крикнул что-то злобно на греческом, явно желая образумить единоверцев, но зря открыл рот. В следующий миг он сам едва успел отдернуть руки, как в то самое место на румпеле вонзилось лезвие меча.
На мое счастье, корабль опять сильно качнуло, и двое моих врагов отлетело в сторону, причем один из них, распластавшись, стремительно заскользил по палубе. Тут я сам кинулся в нападение, вонзил кинжал под ребра тому, кто, на свою беду, устоял на ногах, и поспешил помочь Ивану. Тот, однако, не растерялся: пока грек выдергивал меч из древесины, он успел подхватить свое любимое орудие — рыбацкую сеть — и умело накинуть ее на врага, как на крупную рыбину. Иван дернул паршивца на себя, свалил и изо всей силы ударил ногой в живот. Мне оставалось только облегчить ему хлопоты с уловом, но только я размахнулся снизу, чтобы проткнуть «рыбине» брюхо, как сам Иван цепко схватил меня за плечо и отшвырнул в сторону.
Я так опешил, что некоторое время сидел и тупо наблюдал за самым странным рыбаком, какого видел в своей жизни.
Иван обладал недюжинной силой. Он умело подхватил сеть так, чтобы улов не выскочил из нее, быстро подтащил ее к борту корабля и одним махом выкинул «рыбину» из сети в море.
— Греки — мои единоверцы! — прокричал Иван, сразу подскочив ко мне и подав руку, чтобы я смог подняться. — Здесь нельзя убивать! Бог накажет!
— А дальше что? — еще больше удивился я.
— А дальше Господь сам рассудит, оставлять ему жизнь или нет! — пояснил Иван. — Вода не пожар! И берег недалеко!.. — и велел мне: — Скорей, Давид, отбивай лодку! Скоро она пригодится!
Сам он снова навалился на руль в надежде, что удастся уберечь корабль от гибельных каменных зубов, на которые нас неумолимо несли волны, а я, подхватив вывалившийся из румпеля меч, бросился на помощь к своим.
Не успев схватиться с новым врагом, я стал свидетелем того, как рыцарь Вильям вновь спас жизнь рыцарю Джону.
Раздался треск — и подрубленная мачта стала крениться. Видно, она не могла простить рыцарю Джону поругания над собою. Тот бился сразу с двумя противниками и опять оказался спиной к главной опасности. Но рыцарь Вильям как раз успел закончить еще один поединок, отмахнув вражескую руку вместе с мечом, и вовремя оглянулся на треск. Он бросился к Джону Фитц-Рауфу и, не дав ему сделать умелый выпад, оттолкнул его в сторону в тот самый миг, когда комель падающей мачты прицелился точно в крестец своей жертвы. Один из греков, бившихся с англичанином, спасся от удара его меча, но не спасся от судьбы. Мачта, как страшная пика великана, ударила его комлем прямо в живот, разорвала плоть и отбросила в сторону уже бездыханное тело. Упав на борт, она от качки стала кататься по нему туда-сюда и сбивать людей с ног. Перекладина с обрывками паруса вертелась за бортом, как мельница, а все сражение и вовсе превратилось в уличную потеху.