— Гарпии просто есть хотят.
— А фурии?
— Тоже, наверное. Но не все и не все время.
В книжном магазине
Девушка: У вас есть «Ницше для чайников»?
Парень за стойкой: Ницше считал, что чайники должны умереть.
Д: Это Спенсер так считал, а я вас про Ницше спрашиваю.
А сову эту мы разъясним
Вечер. Лето. Кенсингтонский парк. Питера Пэна нет. Есть белки — большие, пушистые и чрезвычайно настойчивые. Они съели у нас все, включая сыр. Темнеет, идем к выходу.
— Смотри, какой красивый флюгер. Это же ушастая сова.
Ветер, скрип. Флюгер поворачивается.
— Действительно красиво. А это точно флюгер?
— Да конечно же, ты посмотри, если бы это был не флюгер…
Ветер, скрип. Флюгер остается на месте.
— Ты знаешь, это кажется…
Флюгер поворачивает голову. Глаз он при этом не открывает.
Из зала суда.
Адвокат — судье:
— With all due respect, your honour, as you can clearly see for yourself, my client is an idiot. — Пауза. — And so is the policeman.
Пауза.
Судья.
— I can see your point. The case is dismissed.
(Примечание переводчика — адвокат был прав. Судья тоже.)
Частично сумчатая баллада об очернительстве
Москва. Сбербанк. Рабочее время. В сбербанк шумною толпою является семейство моих приятелей. В нормальном агрегатном состоянии они живут в Австралии, но периодически кристаллизуются в Москве. И в этот раз они вспомнили о том, что на имя младшего сына было некогда положено 40 долларов. А ему уже 14, следовательно, он может эти деньги снять. Ура. Пусть снимет и купит себе что—нибудь.
Подходят к стойке, предъявляют документы.
— Нет, — говорит им девушка, — не дадим.
— Почему?
— Потому что только с совершеннолетия.
— Простите, но вот тут написано, что, по наступлении совершеннолетия, он может снять эти деньги самостоятельно. А с 14 лет — с родителями. Ну вот они мы, родители. И наши документы.
— Это раньше было можно, а теперь нельзя.
— Но мы не такое соглашение заключали.
— Так вы и в другой стране родились. До совершеннолетия только через органы опеки.
— Простите, а на каком основании?
— У нас инструкция.
— А посмотреть ее можно?
— Нельзя. Она для внутреннего пользования.
— То есть вы не выдаете сыну его деньги на основании документа, который не желаете показать?
Девушка куда—то звонит.
— Привет! Мы же не можем показывать инструкции? Спасибо. Ну вот, не можем.
— Позвольте, но вот у нас соглашение…
— Какое соглашение? Вы тут сами уехали, а теперь очерняете страну, в которой родились!
На этой фразе семейство хватил некоторый удар. Придя в себя, глава оного все же поинтересовался, какую часть страны и как именно он очернил, пытаясь помочь сыну получить его деньги.
Девушка некоторое время думала, а потом сказала.
— Извините, вырвалось.
На чем они и ушли. В задумчивости.
Едем мы по дороге, ведущей вдоль Великого Австралийского Выкуса. Да, так и называется — Great Australian Bite — тот самый полукруг, который неизвестный лангольер отъел у Австралии снизу. Устали до такой степени, что местные красоты уже не так радуют. А по дороге — плакаты, предупреждающе, что порядочному водителю надлежит внимательно следить, не появилась ли где «скорая помощь», и если появилась, то немедля уступать дорогу, желательно всю. Ну куда уступать — пустая трасса совершенно. От машины до машины — как от того уездного городка до следующего государства. Но мы уже знаем, зря предупреждать не будут. Если пишут, что клинохвостые орлы взлетают медленно, значит есть орлы, и взлетают они медленно. Если пишут, «следите и уступайте» — значит, такая тут скорая, что за ней глаз да глаз. Так что, мы следим. Не спим. Смотрим. Направо. Налево. Вперед. Назад. А нужно было — вверх. «Скорая» в этих краях на самолетиках летает. А садится, в случае чего, на шоссе. Ничего, разошлись.
Из зала суда.
Разбирается какое—то дело. Ответчица, пожилая полная дама, представляющая себя сама, бодро препирается с представителем обвинения по каким—то техническим вопросам. Пять минут, десять…
Судья, миниатюрное существо явно эльфийского происхождения и неопределенного возраста и пола, вклиниваясь:
— Извините, что прерываю вас, но не может ли ответчица объяснить, почему она здесь находится?
Ответчица:
— Э, честно говоря… не могу, Ваша Честь.
Судья:
— А обвинение?
Обвинение лихорадочно роется в бумагах и в конце концов заявляет, что предмета дела у себя не находит, но он точно должен где—то быть.
Судья:
— (Тихо) Ну, как обычно. ВОН ОТСЮДА! ВСЕ!
Поправляет прическу и переходит к следующему делу.
Баллада о правосудии для всех
В 1783 Сюзанна Холмс предстала перед судом по обвинению в краже со взломом. Согласно протоколу, она проникла в дом Джэбез Тэйлор и украла пару льняных простынь стоимостью в 10 шиллингов, одно льняное нижнее платье стоимостью в 5 шиллингов, одну льняную рубашку стоимостью в 2 шиллинга, четыре ярда ирландского льна стоимостью в 6 шиллингов, три льняных носовых платка стоимостью в 3 шиллинга, один шелковый носовой платок стоимостью в 2 шиллинга, три муслиновых шейных платка стоимостью в 19 пенсов, два черных шелковых плаща стоимостью в 10 шиллингов, две серебряных столовых ложки стоимостью в 12 шиллингов и две серебряных чайных ложки стоимостью в 2 шиллинга. По закону, за кражу со взломом полагалась смертная казнь. Этот вердикт судья и вынес. По окончании сессии суда, судья отправил в Лондон список приговоренных, для которых он хотел бы получить королевское помилование. В списке значилось 22 человека, включая Сюзанну Холмс. Смертный приговор был заменен ссылкой в колонии на 14 лет.
Генри Кэйблу было 17. Вместе с отцом и другом отца он участвовал в краже со взломом. В списке на помилование отец с напарником не значились. Самому Генри приговор заменили высылкой в колонии на семь лет.
Оба до отправки были переведены в Норвичскую тюрьму.
Одна беда — за десять лет до того, в декабре 1773, одна веселая компания устроила в городе Бостоне вечеринку с чаем, а в сентябре 83 Британия признала Соединенные Штаты. Куда, спрашивается, высылать?
А пока решается куда, оба сидят. А нравы в Норвиче относительно свободные. В общем, в 86 Сюзанна Холмс обнаружила, что ждет ребенка. И они с отцом — тем самым Генри Кэйблом — обратились по начальству с прошением о желании вступить в брак. В прошении было отказано.
А тем временем, в Плимуте собирают транспорты в новую колонию. В Австралию. И Сюзанну Холмс — с ребенком на руках — распределяют туда. И капитан обнаруживает, что параграф списка взял и прибыл в двойном экземпляре. И отказывается взять ребенка, потому что ребенок в списке не значится. И происходит это в такой форме, что присутствующий при сцене надзиратель Джон Симпсон прибирает ребенка и заявляет, что он этого так не оставит и хоть до госсекретаря, хоть до короля, хоть до Бога дойдет, а безобразию предел положит.
700 миль до Лондона. С грудным ребенком. Ни к какому госсекретарю Симпсона не пускают. Он занимает позицию на лестнице и отказывается уходить. В конце концов, ловит госсекретаря, лорда Сиднея, и объясняет ему ситуацию. Госсекретарь, к его чести, решает, что обстоятельства дела вполне оправдывают ту манеру, в которой его обеспокоили — и десять дней спустя ребенок грузится на борт вместе с отцом.