— Заходите, — сказал он.
— Вы собирались уходить? — спросил Этуотер.
— Я должен идти на прием в честь чеха, — сказал Носуорт. — Только что отвратительно поужинал в ресторане Павези.
— Я могу у вас посидеть, пока вы будете одеваться?
— У меня на белом жилете какие-то пятна — сию минуту обнаружил. Как вы думаете, прилично будет вместо белого жилета надеть черный?
— Боюсь, что не очень.
— Это не модно.
— Да.
Комната была завалена книгами. В углу лежал камень — Носуорт нашел его во время раскопок в Малой Азии; говорили, что он являлся символом Артемиды Эфесской[23].
— А вот у меня, — сказал Этуотер, — ужин в последний момент отменился.
— Ужин с женщиной, разумеется, — сказал Носуорт. — Как вы считаете, подтяжки надевать?
— О да.
— Вы очень злитесь?
— Очень.
— Я тоже когда-то злился, — сказал Носуорт. — Но с возрастом понял, что требовать от женщин того, что мне надо, бессмысленно: качествами, которые я ценю, они никогда не обладали и обладать не будут. Боже, как они растянулись с тех пор, как я надевал их в последний раз!
— Почему вы пришли к такому выводу?
— Скажу вам прямо: больше я с ними дела не имею. В Париже я иногда посещаю одно заведение на рю де Льеж, но всякий раз прихожу к выводу, что это пустая трата денег. Вы не передадите мне мой белый галстук? Он в верхнем ящике комода. Боюсь, он не слишком чист. Должно быть, после ужина с архиепископами я забыл отдать его в чистку.
Носуорт прицепил все свои медали, почистил щеткой брюки и сказал:
— Говорят, правда, что единственное средство от женщин — это женщины.
— Мало ли что говорят, — сказал Этуотер.
— Я же не утверждаю, что разделяю эту точку зрения.
— Не разделяете?
— Нет ничего хуже этих фраков и смокингов, вы не находите?
— Пожалуй.
— Но без них никуда.
— О да.
— Этот смокинг я купил в Афинах еще до войны. Стоил он сумасшедшие деньги, но зато, как видите, ему сносу нет. Я ничего не забыл?
— Ключ?
— Да, — сказал Носуорт, — ключ. Поскольку времени у меня еще достаточно, а здесь мне предложить вам нечего, давайте по дороге зайдем в «Пламерс Армз». Я не хотел бы приходить раньше всех.
Когда они вышли на улицу, дождь начался снова. Перед входом в «Пламерс Армз» какой-то человек играл на корнете. Он сыграл «Тайнами жизнь полна», после чего вошел в бар с маленьким бархатным мешочком в руках и собрал с посетителей деньги. Носуорт бросил в мешочек несколько полупенсовиков.
— Ну, мне пора, — сказал он.
Они вышли из бара, и Этуотер отправился домой под дождем.
— Привет, Уильям, — сказала Лола.
Всякий раз, когда Этуотер приходил к ней, в ее голосе сквозило удивление, как будто она его совершенно не ждала. Происходило это, даже если он звонил ей с улицы за десять минут до прихода и говорил, что скоро будет.
— Ты меня совсем забыл, — сказала она.
Этуотер сел и оглядел глазами комнату; по стенам висели муаровые японские гравюры. «Мне нужен цвет», — имела обыкновение говорить Лола. Она легла на софу и сказала:
— Почему ты совсем ко мне не приходишь?
— Вот же, пришел.
— Ты никогда не приходишь.
— Прихожу, как только у меня выдается свободная минута.
— Ты ужасно себя со мной ведешь.
— Мужчины вообще ужасно ведут себя с женщинами, — сказал Этуотер. — Могла бы уже заметить.
На столе лежала вилка для поджаривания хлеба, он поднял ее и пару раз несильно ударил Лолу вилкой по руке. Потом встал и пересел к ней на софу; она же продолжала повторять, что он ее «совсем забыл».
— А где Гвен?
— Уехала на выходные.
— Вон как.
— Ты ей не нравишься.
— Знаю, что не нравлюсь.
— И что же ты собираешься в этой связи предпринять?
— Ничего. Ровным счетом.
Потом она говорила об искусстве. Говорила долго. Об искусстве и литературе. Этуотер слушал и курил.
— С кем это ты познакомил меня на выставке?
— Ты имеешь в виду Гектора Барлоу?
— Он симпатичный.
— Находишь?
— Тебе так не кажется?
— Не знаю.
Софа скрипнула. Лола сказала:
— Нет, милый, нет.
— Да.
— Нет, говорю же, нет.
— Да.
— Тогда задерни занавески.
23
Артемида — в греческой мифологии дочь Зевса, богиня охоты; изображалась с луком и стрелами, иногда с полумесяцем на голове.