— Ты полагаешь? А вот я бы отдал предпочтение Сьюзан, — сказал Этуотер.
— Такие вопросы в спорах не решаются, — сказал Фозерингем. — Одно могу сказать: последние несколько часов дались мне тяжело.
— Могу себе представить.
— У меня такое ощущение, будто я только что вышел из кабинета директора школы, где мне устроили головомойку. Иначе говоря, сейчас мне необходимо развеяться.
— Сколько можно трепаться, дорогой, — сказала ему одна из женщин. Она куталась в меха — вечер был свежий, хотя было не холодно.
— Секундочку, Айви, — отозвался Фозерингем. — Я — сейчас. — И, повернувшись к Этуотеру, сказал: — Боюсь, мне надо идти.
— О чем речь? Не смею задерживать.
— Тысячу благодарностей, Уильям. Десятку непременно верну, не беспокойся. Можем как-нибудь выпить. В пятницу, например?
— В пятницу я занят. Давай в понедельник.
— Нет, понедельник у меня традиционно тяжелый день. Завтра же отправлю тебе деньги по почте.
— Очень обяжешь.
— Так и поступим, — сказал Фозерингем. — Так и поступим. — И, повернув на Уайт-Хорсстрит, он бесследно исчез.
— Не хотите ли немного пройтись, дорогой? — обратилась к нему немолодая женщина в очень маленькой шляпке из компании Фозерингема.
— Нет, благодарю, — сказал Этуотер. — У меня своих неприятностей хватает.
— Еще бы! Вы ведь в бизнесе, а бизнес, известное дело, без неприятностей не бывает, — сказала женщина.
— Это точно, — обронил Этуотер и двинулся дальше по Пикадилли в сторону магазина Хеппелла купить зубную пасту. В этот вечер было, безусловно, холоднее, чем все последние месяцы, и Этуотер вдруг сообразил, что скоро осень. Он повернул в Сохо и зашагал по узким улочкам.
— Что-то давно вас не видно, сэр, — приветствовал Этуотера портье.
— Вы не ошиблись, — буркнул Этуотер, сдал в гардероб шляпу и вошел в бар. Портье, тихонько рыгнув ему в спину, шепнул что-то вроде: «Джентльмен называется!»
В баре было пустовато. За углом, в дальнем конце комнаты, с недовольным, как всегда, видом сидел Прингл.
— Не успел вернуться в Лондон, а уже ходишь по злачным местам? — приветствовал он друга.
— А сам-то ты?
— Неужели ты думаешь, что я здесь по собственной воле?!
— Где же Харриет?
— Нашла себе какого-то молодца и весь вечер с ним танцует.
— В самом деле?
— И он вдобавок почему-то считает, что я обязан оплачивать ему спиртное.
Этуотер сказал, что очень сожалеет, отошел и сел за угловой столик.
— Мне копченого лосося, пожалуйста, — сказал он официанту. — И большую чашку черного кофе — не выпивать же в столь поздний час.
Аппетита у него не было, но сегодня он не ужинал, да и хотелось чем-то себя занять.
Прингл взял в баре выпивку и подсел к нему.
— Андершафт вернулся, — сообщил он. — Был вчера здесь.
— Как он?
— На ногах не стоит.
— Празднует свое возвращение?
— Вероятнее всего.
Этуотер принялся за лосося. В бар вошел Уолтер Брискет с белокурым походившим на немца молодым человеком в клетчатом галстуке.
— Привет, Уильям, — сказал Брискет.
— Привет.
— Познакомься, это Фрайхерр фон Вальдеш.
Этуотер пожал немцу руку. Фон Вальдеш чуть склонил набок голову и тыльной стороной ладони провел по своим коротко стриженым волосам. Цвет лица у него — вероятно, от недостатка свежего воздуха — был какой-то нездоровый, плечи широкие, и на виске красовался большой, точно от сабельного удара, шрам.
— Боюсь, — сказал Брискет, — бедняга плохо изъясняется по-английски, но парень он неплохой.
— Вы были наверху? — спросил Прингл.
— Там так скучно, что мы спустились вниз, — сказал Брискет.
— Харриет еще там?
— Да, танцует с каким-то красавцем.
— Андершафт говорит, что Америка поразительная страна, — сказал Прингл. — Котелки они почему-то называют «дерби»[30]. Во всем Нью-Йорке нет ни одного общественного туалета.
Этуотер доел лосося и отодвинул тарелку.
— Говорят, там все время приходится пить виски, это так?
— Андершафт уверяет, что в Америке, если вам не нравится виски, полно джина.
— И давно он вернулся?
— Неделю, дней десять назад. И уже успел обзавестись новой девицей, — сказал Прингл.
— Ого.
— Зовут Лола.
— А как же китаянка? — поинтересовался Этуотер.
— Между прочим, его новая девица, — сказал Прингл, — утверждает, что с тобой знакома. Она ужасно смешно рассказывала Андершафту, что ты перевязываешь подтяжки проволокой.
— Не может быть.