– Обратиться за помощью! Специальные службы! - Самообладание гочаллы иссякло, и она вспыхнула, как пламя, в которое подбросили сухого хвороста. - Нестерпимое оскорбление! Вы предлагаете милостыню - мне! Мне!
– Матушка, прошу вас, - тихо умоляла гочанна. - Вы обещали, вспомните, вы обещали…
– Я обещала быть терпеливой, гочанна, но я не обещала сносить гнусные оскорбления!
– Матушка, поверьте, дав волю своему гневу, вы только станете в их глазах…
– Чем? Чем я стану в их глазах? Кажется, они уже видят во мне нищенку!
– Ни в коем случае, мадам, - попытался успокоить ее во Трунир. - Напротив. Сокровища дворца УудПрай славятся по всей Авескии и за ее пределами. Мне казалось, если бы вы согласились реализовать некоторые ценности…
– Реализовать? Что это значит? О чем он говорит? - гневно переспросила гочалла.
– Он имеет в виду, что мы могли бы продать часть мебели и произведений искусства, - пояснила Джатонди. Она говорила на безупречном вонарском без малейшего акцента.
– Это безумие. Или, вернее, сон. Сокровище наших предков, наследство наших потомков, достояние рода - и он говорит, что мы должны променять его на деньги? Что князья Кандерула должны торговать и торговаться, оскверняя себя ради наживы? Возможно ли это?
– Ваше барахло разваливается на глазах, вы сами только что сказали. Так не лучше ли избавиться от него, пока еще можно хоть что-то выручить? - грубо перебил Шивокс.
– Лучше пусть весь дворец сгорит, чем будет осквернен продажей! Лучше бросить все в раскаленное сияние Ирруле! Я скорее умру с голоду, чем унижусь до такого.
– Право, Шивокс, ваша прямолинейность…- упрекнул во Трунир.
– А по-моему, сэр, надо смотреть фактам в лицо, - возразил второй секретарь. - Мы в своей стране давно покончили с королями, знатью, наследственными привилегиями и прочей чепухой и только выиграли от этого. У нас нет места для паразитов голубой крови. Время королей и королев прошло, и этой женщине пора понять, что мир не обязан ее кормить.
– О, вы, вонарцы, с вашим высокомерием, с вашей слепотой, с вашим презрением к чужим обычаям - волчья стая, терзающая мир.- В голосе гочаллы звучала бесконечная горечь. - Грабители народов, тираны и разрушители, вы - проклятие человечества. Вы явились из-за моря с вашими кораблями-крепостями, с оружием, которому ничто не может противостоять, с вашими дьявольскими изобретениями. Вы захватили наши земли, присвоили наши богатства, превратили в марионеток правителей. Вы оскверняете храмы, отвергаете наши законы и учения, презираете наши предания и волшебство. Вы, лишенные разума, объявляете дикарями нас, когда сами вы всего лишь безбожные варвары. Вы лишили нас всего, всего, оставив лишь стыд, рабство и отчаяние.
– Матушка! - тщетно умоляла гочанна Джатонди.
– Вы развратили наш народ, вы помыкаете нами и унижаете нас. Вы думаете, с нами покончено, мы разбиты, мы жалкие рабы, о которых можно вытирать ноги! Но я говорю вам и всему вашему мучнолицему роду - говорю вам, берегитесь. Рано вы торжествуете победу.
– Матушка, вспомните Бальзам Духа!…
– Вы и вся ваша стая, берегитесь! - глаза гочаллы пылали, лицо застыло как камень. - Авеския не вечно будет покорной. Помните, у нас есть магия - и наши боги! Один поворот колеса - и вы будете повергнуты в прах, а те, кого вы попираете ногами, восстанут, чтобы сбросить чужеземное ярмо, так что в конце концов даже имя ваше исчезнет из памяти мира.
– Эта желтая сбежала из сумасшедшего дома, - выразил свое мнение Шивокс.
– Надеюсь, я доживу до этого дня - о, как мне хочется увидеть его! Увидеть свою страну очищенной от чужеземной заразы, чистой и свободной, вернувшейся к старым обычаям - вот мечта моего сердца. Я отдала бы жизнь, чтобы хоть на час приблизить наступление этого дня. Вы слышите, вонарские волки?
– Мама, перестань! - гочанна Джатонди заговорила на кандерулезском, считая, что этот язык непонятен иностранным чиновникам. - Прекрати немедленно!
– А ты что же, тоже с ними? - Ксандунисса, также перейдя на родной язык, накинулась на дочь. - Их слепок, рабыня, игрушка! Пока ты училась в их проклятой стране, авескийское сердце засохло в твоей груди? Изменница, я вижу, что это так!
– Это не так, и ты это знаешь. И не кричи, мама, эти люди примут тебя за сумасшедшую.
– Мне безразлично, что они думают обо мне! Я забочусь только об УудПрае - нашем доме, нашем сокровище, ветшающем у нас на глазах, потому что эти вонарцы обманули и ограбили нас. Из всех их преступлений это - самое черное!
– Чем громче ты говоришь, тем хуже они тебя слышат. Пожалуйста, послушай меня, мама!
– Что слушать! Тебе нечего сказать! Ты ничего не понимаешь! Тебе нет дела до УудПрай, ты такая же, как эти пришельцы с запада, тебе не постигнуть величия, древней славы… тебе не понять, что такое УудПрай. - Голос Ксандуниссы дрогнул. Слезы выступили у нее на глазах. - УудПрай…
– Царственная гочалла, я помогу спасти дворец, если это в моих силах, - впервые с начала злополучной беседы Ренилл подал голос, заговорив на кандерулезском. - Я не могу ручаться за успех, но клянусь, я попытаюсь что-нибудь сделать.
Ксандунисса, пораженная, обернулась к неподвижному, молчавшему до сих пор человеку в местной одежде, только теперь заметив несоответствие авескийских черт лица и светлых, выгоревших на солнце волос.
– Вы…
– Ренилл во Чаумелль, заместитель второго секретаря протектората.
– Это вонарское имя, но вы говорите на языке Авескии. Вы не совсем такой, как они, мне кажется. Но вы и не один из нас. Объясните.
– Царственная гочалла, я гражданский чиновник Вонара. Я не имею полномочий самолично оказать вам всю возможную помощь, но то влияние, каким я обладаю, к вашим услугам.
– Вежливая речь, - снисходительно проворчала Ксандунисса. - Я не предполагала, что вонарец способен на великодушие и любезность. Но вы не совсем их крови, может быть, причина в этом.
– Может быть. Я разделяю вашу тревогу за судьбу великого дворца…
– В самом деле? Значит, вы видели его?
– Снаружи, несколько раз. Однажды при лунном свете…
– Да, именно тогда на него следует любоваться! Сияющие фонтаны, лиловый купол… хрустальная аркада Ширардира Великолепного…
– Несравненно прекрасны. Их необходимо спасти. Я сделаю для этого все, что в моих силах.
– Да, сделайте. Я удовлетворена. Я ожидаю от вас настойчивых усилий. Сообщайте мне о своих успехах. Вам следует отложить все прочие дела и заботы, пока не решится это дело. - Гнев покинул Ксандуниссу, оставив ее усталой и опустошенной, однако ее осанка не потеряла царственного величия. Она обернулась к дочери:
– Я сообщила им свою волю. Теперь мы можем покинуть этот нелепый дом.
– Вернемся домой, матушка.
– Протектор во Трунир, я покидаю вас, - объявила на вонарском Ксандунисса.
– Не смею удерживать вас, мадам.- Во Трунир, не уловивший смысла короткого разговора, ведшегося по-кандерулезски, оказался застигнут врасплох, но мгновенно оправился. - Я прикажу страже сопровождать вас. Толпа у ворот может быть опасна.
– Мне не нужна защита. Это мой народ, господин во Трунир. Желаю вам хорошего дня.
– Гочалла,- поклонился Ренилл.
– Идем, гочанна, - не прибавив более ни слова, Ксандунисса повернулась и покинула кабинет протектора. Гочанна Джатонди послушно последовала за ней. На мгновенье ее черные с голубым отсветом глаза встретились с глазами Ренилла и губы беззвучно прошептали: «Спасибо».
Дверь уже закрылась за ней, когда Ренилл понял, что не может сообразить, на каком языке она говорила.
Несколько секунд длилось молчание, потом заговорил протектор во Трунир:
– Ну, Чаумелль, как вы это сделали? Вам быстро удалось пригладить встопорщенные перышки. Что вы ей сказали?
– Сказал, что помогу, если сумею. Я объяснил ей, что не могу гарантировать результат.
– Неопределенно, но утешительно. Отлично. В сущности, если вам удастся что-нибудь выжать из бюджета, я не откажусь выдать ей пособие. Действительно жалко старушку, - признался во Трунир.
– Сомневаюсь, что она с благодарностью примет вашу жалость, сэр.