Я спросил у старого зуава, что это был за генерал. Тот со снисходительным видом вынул трубку изо рта и сообщил, что это генерал Вимпфен.
А генерал все вопил: "Вперед! Вперед!"
Никто не обращал на него внимания. Однако постепенно вокруг генерала образовалась группа офицеров. Начали поговаривать, что к городу подходит армия Базена, что маршал ударил пруссакам в спину, и кто-то даже слышал залпы его пушек. От этих разговоров я почувствовал прилив бодрости. Горнисты протрубили общий сбор. К генералу начали подтягиваться солдаты различных родов войск. Рядом с ним я заметил сидящего в седле офицера нашего полка. Тогда я подобрал с земли винтовку и присоединился к этой небольшой группе.
Я стрелял из винтовки и вспоминал сегодняшнее сражение, проигранное утром
Но городское предместье Балан, через которое мы попытались прорваться, уже было захвачено пруссаками. Они стали обстреливать нас из занятых домов и палисадников. К счастью, каждый из нас способен испытать не только чувство страха, но и прилив отваги. Только недавно наша группа была совсем малочисленной, и вот нас уже набралось несколько тысяч человек. Артиллеристы подкатили две пушки и открыли огонь. Завязался бой. Я стрелял из винтовки и вспоминал сегодняшнее сражение, проигранное утром и возобновленное вечером. Если Базен и вправду нас поддержит, тогда Седан станет вторым Маренго[77]. Я почувствовал азарт, и, все больше распаляясь, продолжал стрелять. Мне не удалось изрубить пруссаков саблей, зато теперь на любом расстоянии их настигнут мои пули. Я видел, как они раскидывали руки, кружились на месте и падали. Мне до того хотелось убивать, что я даже почувствовал сильный жар. Солдаты, бившиеся плечом к плечу со мной, были мне не знакомы, поэтому я стал подбадривать свою винтовку и говорить ей ласковые слова.
Мы захватили в плен несколько десятков пруссаков и бурно радовались, когда их вели мимо нас.
Но внезапно я заметил какого-то офицера, бежавшего к нам из города. Офицер держал в руке пику, к которой была привязана белая салфетка. Сопровождавший его горнист протрубил сигнал к прекращению огня. К чему эта белая салфетка? Зачем прекращать огонь, если пруссаки дрогнули и побежали? Солдаты окружили офицера, все были страшно возбуждены, салфетку сорвали с пики и изорвали.
— Приказ императора, — прокричал офицер. — Император приказал прекратить огонь.
— Императору следовало бы дать команду открыть огонь! — гневно произнес командир одного из батальонов.
— Где император? Никто его не видел.
— Долой этого пруссака! — выкрикнул какой-то солдат.
— Он продался, — заявил другой.
Значит, все-таки здесь командует император. Все полагали, что командовал сражением Мак-Магон, но никто еще не знал, что маршал сегодня утром был ранен. Тем более никто, разумеется, не знал, что сегодня в одиннадцать часов император после непродолжительной прогулки возвратился в особняк префектуры и, пробудившись наконец от дремы, написал письмо прусскому королю с такими словами: "Мне не удалось найти смерть, командуя моей армией, поэтому я кладу свою шпагу к стопам вашего величества". В результате были полностью парализованы усилия генерала, заменившего раненого Мак-Магона.
На шпиле местного замка взвился белый флаг. Я взглянул на него, взял винтовку на плечо и отправился в город. Кое-кто еще продолжал стрелять, но я решил, что это ни к чему, раз уже объявлено перемирие. Тогда я еще думал, что это будет обычное перемирие.
Наступил вечер. Я ничего не ел со вчерашнего дня. Но жители забаррикадировались в своих домах, а улицы были до такой степени запружены народом, что невозможно было пробиться сквозь толпу. Я заметил беженцев-крестьян, ужинавших, сидя под телегой, и попросил их продать мне кусок хлеба. Несколько секунд они недоверчиво смотрели на меня, но затем молодая женщина протянула мне краюху. Я полез в карман, но она меня остановила.
— Не надо, — сказала женщина, — мы ведь не булочники.
Я уселся рядом с ними на охапку соломы и стал есть. Семья женщины бежала из Базейя. Их дом сожгли пруссаки, а им самим удалось спастись и увезти на телеге остатки своего имущества. Эти разорившиеся бедолаги оказали мне милость, подарив кусок хлеба. Еще они подарили мне охапку соломы, на которой я и улегся под телегой, преисполненный благодарности за их щедрость. Ведь теперь у меня не было ни шинели, ни овчины, чтобы укрыться от холода.
Я был настолько измучен, что проспал до самого утра. Мне снилась тяжелая поступь маршевых батальонов, скрип орудийных колес, крики, стоны. Но до всего этого мне не было дела. Чтобы разбудить меня, пришлось бы поджечь солому, на которой я спал. В разных местах города постоянно вспыхивали пожары, но даже крики погорельцев не смогли меня разбудить.
77
Последнее сражение Второй Итальянской кампании Наполеона между французской и австрийской армиями, состоявшееся 14 июня 18оо г. По его итогам австрийская армия капитулировала и покинула Италию. По ходу сражения французская армия была на грани разгрома и даже ушла с поля боя. Ее преследовали австрийская конница и пехота, но французы умело развернули артиллерию и вскоре разгромили преследовавшие их австрийские войска. Наполеон ставил победу под Маренго в один ряд с Аустерлицем и Йеной.