Удивленный, Марк берет редиску и намазывает сверху немного соленого масла. Он, видимо, не расслышал.
– Так ты не рада? Я с ног сбился, пока достал билеты, четвертый ряд к тому же! Клеопатра, ты совсем обнаглела!
Бросает билеты на стол и садится за компьютер. Назвал меня «Клеопатра» – значит, действительно разозлен. На виске проступила жилка. От напряжения нижняя челюсть ходит ходуном. Беру свой стакан и следую за ним в гостиную.
– Извини, это очень мило с твоей стороны, но… «Дон Жуан», сейчас, понимаешь…
– И что? Это наша любимая опера, превосходный подбор актеров, тот, что зашел тогда к тебе в галерею, – просто супер! Я надеялся, что ты будешь довольна. – Не отрывая глаз от экрана, цедит сквозь зубы: – Ну замечательно, если ты не хочешь, пойду с кем– нибудь другим!
ЧТД (что и требовалось доказать). Мне больше ничего не остается, кроме как вернуться в слезах к моим спагетти болонез. Марк указывает подбородком на мой стакан:
– И перестань пить! Это уродует тебя и снижает способность критически оценивать ситуацию.
Презрительный тон. Намеренно жесткий. Хочется сказать ему что– то обидное. Жду, пока он снова залезет в свой сайт в Интернете, и у него за спиной, перед тем как выйти из комнаты, показываю ему средний палец.
Я начала худеть. Сигареты. Они заменяют мне завтрак, а зачастую и обед. «Мальборо», три соленых кренделя с тмином. Я давно уже забыла, что такое здоровая пища. У меня начали желтеть кожа на кончиках пальцев и глазные белки. На мне стали болтаться все мои юбки, и я постоянно вынуждена их поправлять. Это вошло в привычку. Мне нравится моя новая фигура. Она будто делает меня более твердой и в какой– то степени более чистой. Иссохшей. Освободившейся от всякой мягкости: грудей, ягодиц – этих излишних прикрас. А по сути, зачем они мне? Я возвращаюсь к своей основе, изначальной архитектуре моего тела. Остальное – лишь внутреннее убранство.
– Ха!
Я вздрагиваю:
– Вы напугали меня!
Погруженная в свои мысли, я не заметила, как он подошел. На нем тот же черный костюм, что и в прошлый раз. Волосы кажутся мне немного светлее. Он улыбается:
– Ничего себе! Да вы прямо истаяли!
Он дотрагивается до своего живота. С определенным изяществом. Это, несомненно, сценическая привычка. Я инстинктивно слегка касаюсь рукой бедра, поправляя застежку юбки с запахом.
– Извините, но мы уже закрылись.
Удивленно смотрит на меня.
– Галерея, – объясняю я, – сегодня не работает… I'm closed…[10]
Он усмехается:
– Но дверь не была заперта.
– Это ничего не значит…
Вдруг он берет меня за руки и смотрит прямо в глаза:
– Что– то случилось?
Я расплакалась. Это сильнее меня. Он обнимает меня за плечи и прижимает к себе, чтобы я перестала дрожать. Как старший брат. Потом выводит меня на улицу.
– Пойдемте выпьем по чашечке кофе.
Не в состоянии сопротивляться или возражать, иду за ним до угла. И здесь, под платанами с запахами скошенной травы, собачьих испражнений и пыли я рассказываю ему свою историю.
После кофе, круассанов и анисового ликера с орешками заказываем салаты и полбутылочки розэ. Ральф – это его имя, – смеясь, наполняет мой бокал.
– Much a do about nothing![11]
– Вы считаете?
Почувствовав нотку раздражения в моем голосе, он кладет руку мне на предплечье. Тысячи мелких морщинок прорезывают его лицо, когда он улыбается.
– УЕSS! Прежде всего, у вас нет никаких доказательств.
– А чек?
– Но это не значит, что он ее… ну, уоu know…[12]
Я прекрасно понимаю!
– Let me tell you something,[13] Клео. Я бы запросто мог преподнести подарок женщине, с которой работаю. За оказанную услугу…
– Что вы имеете в виду?
– Девушке, которая предложила мне петь в «Дон Жуане», например. Или даже моей преподавательнице по вокалу.
– Но вы сказали бы об этом! Не стали бы скрывать!
– Он и не скрывал. Хотя ваш муж должен был предвидеть, что вы заметите. – Прогоняет воробья, севшего на стол. – Но… сказать… это другое. Все мужчины знают, как женщины реагируют на подобные вещи. So…[14]
О'кей. Один ноль в его пользу. Как бы я отреагировала, заявись однажды вечером Марк и скажи с невинным видом: «Дорогая, я обедал с такой– то в «Пон де ля Тур» и подарил ей такую же сумочку, как у тебя. Она была в восторге!»? Представляю, в каком восторге была бы я. Мы, наверное, обошлись бы парочкой разбитых тарелок. В конце концов, сервиз, подаренный нам на свадьбу, остался цел только благодаря молчанию Марка.
– And also…[15] Даже если бы это оказалось правдой, если он все же переспал с ней…
Я поперхнулась салатным листом. Кашляю, делаю глоток воды, вытираю губы… и глаза.
– Она оказала вам услугу!
Это уже слишком. Насупившись, стучу вилкой по столу. Хочется уйти, но он так мил. И потом, он разбудил во мне любопытство. Интересно, что он скажет дальше. «Оказала услугу», никак не меньше!
– Именно. Муж вернулся домой довольный, и хорошем настроении. Неудовлетворенный, он был бы а grinch…[16] ворчливым, противным. Отыгрывался бы на вас.
– Верно! С брюзжащим мужиком в доме ох как несладко приходится! Шел бы он ко всем чертям, лишь бы потом был в хорошем настроении!
– Ваша взяла, Клео. You had the last laugh[17]
Итак, за мной осталось последнее слово. Но какой ценой? Довольный своей остротой, Ральф подмигивает мне. Решительно, мужчины устроены по другому.
– Now,[18] Клео… Вы продадите мне Бехлера?
– О чем вы?
– Ваших ангелочков.
Пытаюсь сообразить. «Во– первых, я привязалась к этой картине. Сейчас я не в том настроении, чтобы ее лишиться. В наше время ангелы на улице не валяются. И потом… Если я сейчас ему продам, он больше не придет в галерею».
– Нет, Ральф. Я оставляю картину у себя. Не хочу продавать ангелочков, так и знайте.
– Даже мне?
– Даже вам.
Задумался. Пожимает плечами. Смотрит на часы…
– Too bad… O! Shit![19] Я опаздываю на репетицию.
Встает, кидает на стол несколько купюр, быстро целует меня в щеку.
– So long,[20] Клео!
Прощальный жест рукой, и он исчезает за деревьями. Еще один, оставляющий пустоту там, где ступает его нога! Я допиваю и заказываю еще один бокал охлажденного розэ. Пропустила «сезонную распродажу». Это стоит обмыть!
Марк с недавнего времени стал возвращаться поздно. В ответ на мои упреки он долго смотрит на меня с безнадежным видом. А потом, ничего не говоря, усаживается за компьютер.
– Ужин готов!
– Что– то нет настроения. Видишь, я занят!
Подкравшись к нему сзади, убеждаюсь, что он тайком закрывает окошко бриджа «Гото».
– Все готово. Можешь ты сделать усилие и сесть за стол?
Нехотя встает.
– Что на ужин?
– Спагетти вонголе…
– Опять? Но мы уже ели спагетти на прошлой неделе!
– Да. Но это были спагетти болонез… – Пытаюсь улыбнуться. – Хочешь бокал вина?
Кривит рот и с вызовом бросает мне:
– Нет, спасибо. Я не употребляю алкоголь.
И специально делает такое ударение на слове «алкоголь», что у меня складывается четкое впечатление, что он считает меня выпивохой.
– Ну так что с оперой? Ты решила пойти или нет?
В этот вечер, кажется, он меня выведет из себя!
– Нет.
– Что значит «нет»?
– Нет. Ноу. Не пойду. Мне кажется, неуместно было даже думать об этом.
Подношу бокал к губам, проливаю несколько капель. Вынуждена придерживать руку, чтобы она не дрожала. Марк вытирает губы и аккуратно складывает салфетку. Молча смотрит мне в глаза.
– Не знаю, что с тобой, Клеопатра, но ты и правда сама не своя. Или я чего– то не замечал раньше, или я не понимаю… Мне не нравится то, что я вижу.
Тем временем у меня снова ком подступает к горлу. Марк встает из– за стола.