– Ты стал другим… Ты открываешь рот, чтобы общаться. Мы почти не слышим тебя.
– Значит, так должно быть… Как моя старая биооболочка?
– Жизненные показатели снижаются. Скоро уже ты не сможешь вернуться. Или ты и не собираешься?
– Какой догадливый! – протянул Хромой с улыбкой. – Наши виды похожи сильнее, чем мы думали. Количество нейронных связей в мозгу достаточное для сохранения способностей. Правда, организм их рассчитан на использование разве что небольшого процента от возможностей мыслительного центра. Но это решаемо… И – да, я решил присоединиться к ним. Ведь, прожив здесь все эти годы, я сам изменился. Они научили меня сопереживать, любить, надеяться… Несмотря на все свои недостатки, всю свою грязь, они прекрасны… Каждой черточкой их неповторимых лиц, каждым жестом. Они прекрасны. И я хочу стать похожим на них.
Мутант замолчал. «Как тяжело определить по нам, о чем мы думаем… Да и есть ли у нас вообще лица?»
– Мы решили, что ты можешь остаться. Только ответь: каково это, быть в человеческом теле?
Громкий смех «старика» заставил его соплеменника сильнее вжаться в спасительную тень.
– Тесно!
Существо сидело на валуне, опустив длинные руки в жухлую траву. В нескольких метрах от него, под солнечными лучами, пробивающимися сквозь пушистые пепельные облака, таяли остатки купола, стальным колпаком закрывавшего эту местность в последние годы. В угольных глазах не отражалось ни капли сожаления, разве что глубокая задумчивость.
На камень рядом опустился чернокрылый ворон, вполне обычный, в отличие от своих родственников по птичьей линии, превращенных радиацией в Крылатых. Переступил на серых когтистых лапках, повернул на бок голову с блестящими глазками-пуговками и коротко каркнул, привлекая внимание существа.
Гуманоид медленно развернулся в сторону птицы и замер, рассматривая гостя. Ворон нетерпеливо прошелся по камню и каркнул еще раз, более настойчиво. Стороннему наблюдателю последовавшая реакция существа напомнила бы обычный, совершенно человеческий вздох. Оно протянуло к птице руку с длинными тонкими пальцами и, когда пернатая перепрыгнула на них, как на жердочку, поднесло ее к самым глазам. Взгляды представителей новой фауны исковерканного человеческой агрессией мира встретились, утопая друг в друге. Теперь гуманоид видел глазами птицы…
Темные, холодные, сырые кишки подземных ходов. Кислый запах металла, затхлости, чего-то горючего, и еще – смерти. Высокие черные фигуры, медленно покачиваясь, идут на свет сверхновой, горящей вдали. Они хотят добра, они хотят помочь. Они поют песню мира, раскидывая длинные жилистые руки, будто приглашая в объятия. Их не понимают, их боятся, их встречают шквалом железных шариков, невыносимо жалящих их мощные тела. Некоторые из фигур от боли теряют разум и бросаются на глупых двуногих, снующих в свете. Но они не хотят убивать. Они ищут. Безуспешно ищут того единственного, кто сможет услышать, сможет принять… Им нужна помощь…
Гуманоид разорвал контакт. Ворон, покачнувшись на ослабевших лапках, беспомощно взмахнул крыльями и навзничь упал в траву, оросив землю лопнувшими от напряжения глазами. Его маленький, слабый мозг не выдержал единения мыслями и, мгновенно разжижившись, вытек через пустые глазницы.
Существо будто не заметило смерти своего маленького посыльного. Взгляд его приковал горизонт. Там, за километрами лесов и радиоактивной земли, лежал город, в который звали его сородичи, прося о помощи. Где-то там спала мертвенным сном Москва.
Вячеслав Бакулин
Семнадцатизарядная вера
Как всегда под конец дежурства, Гришке кошмарно хотелось спать. Хотелось разжать пальцы, позволив опостылевшему «калашу» упасть с коленей, закрыть адски зудящие и слезящиеся от едкого дыма глаза и даже не прилечь, а просто рухнуть. Не вставая с пластикового ящика из-под бутылок, податься всем корпусом вперед, расслабить мышцы и завалиться, точно убитому одной-единственной, неведомо откуда прилетевшей пулей. Витька рассказывал, что в этом и заключается настоящее мастерство стрелка – убивать так, чтоб смерть наступила раньше боли. Чтоб жертва даже не успела понять, что ее, жертвы, уже нет. А Витьке верить можно, у него старший брат снайпер. Был.
Гришка задумался, как это: вроде, ты сам для себя еще есть, а на самом деле тебя уже нет? Другой бы сказал: нашел, о чем подумать! Да еще под самое утро, сидя в одиночку у костра на сотом метре периметра. Не хватало еще накаркать! И не сказать, чтоб Гришка был такой уж прям отважный или в приметы не верящий. Не он, что ли, сегодня, отправляясь на дежурство, традиционно попросил и мать, и сестру Лизку, и Витьку, и вообще всех, кого по пути в туннель встретил, почаще вспоминать его, Гришку Соколова? Все, конечно, обещали. Даже если каждый третий обещание выполнит – уже хорошо. Ведь чем больше людей о тебе вспоминают, тем труднее туннельным духам забрать твою память и увести в темноту…