Осталась лишь пара тактов. Пара вздохов. Пара панически проскользнувших в чужом разуме мыслей.
И полыхнули небеса.
— Беги.
Багровый силуэт покорным пламенем устремился сквозь серую пустоту: огибая зубы скал, перепрыгивая обломки костей да цепко сжимая немо поющее сердце-камень. Он не оборачивался, пронзая тающий мрак и дождь – сколь бы ни был вой страшен и громок, сколь ни содрогалась бы земля, сколь ни заливался бы небосвод кровью-белизной. Мчался без сомнений, лишь с ужасом. Чувствуя собственную гибель за спиной.
Химера едва поглядела ему в след: не прощаясь, не испытывая тревоги. В её сознании уже перешёл к новому звену всё тот же механизм, настойчиво заголосил о дальнейших планах. Однако она позволила себе ненадолго замереть, разглядеть то, что вихрилось за призрачными криками.
Разлом.
Тот повис меж облаков уродливым шрамом. Раздробленный барьер щетинился вокруг него осколками да полосовал острыми гранями проносящиеся мимо молнии. Желтоватые пятна энергии лучисто растекались во множестве направлений, походя в загустелом воздухе на гадкую сукровицу. Однако за зубчатыми краями рубца не было ничего: безграничная алебастровая пустота, чья суть горазда разъесть людской разум. Дева слышала, как проскальзывает сиплое дыхание той бездны в мир, как тщетно она тянется к фантомному естеству. А неестественный грохот тем временем стих. Остались только жалобные раскаты грома да многоголосье, слитое в единый вопль.
Оно и явило миру духов. Веру̀мов.
Сотни, тысячи, мириады. Белёсо-золотые, льдисто-сизые, тусклые, алые, пламенные, многообразные – они устилали мёртвую землю блестящим саваном. В безостановочно рыщущих взглядах горело исступление; оно правило всяким их движением. Меж тел призраков напряжение высекало снопы искр: противоположные аспекты близостью друг к другу только сильнее терзали уже расшатанную реальность. Те, кто обыденно неохотно и поодиночке покидали свой мир ради земной плоскости, сейчас ступили на неё немереным воинством.
Оглушённые неизвестностью, ослеплённые гневом, духи не сразу уловили след. Они потерянно скользили среди дождя и подхватывали ветер в ладони. Прислушивались в жажде учуять голос сердца-камня. Искали того, кто совершил тяжкое преступление. Вора.
Химера насчитала пару скорых ульс. Едва успела она по привычке втянуть в лёгкие наэлектризованный воздух пустоши, как всё переменилось: верумы сорвались с места. Остервенело полосуя почву, скорыми птицами взрезая пространство, бросились вслед за фигурой в плаще, вслед за украденным. Они запомнят с этого мгновения немногое: эсофические руны на одежде похитителя да привкус его души. Светлые духи редко обращали внимание на иное – их равнодушие к обычному так легко обратить роковым пороком. Ключевой деталью запланированного шоу.
В ярости верумы выворачивали наизнанку мир: то и дело в учащённом биении зарниц проступали образы нитей, укрывалась язвами земля. Грохотало, скрежетало, выло. Спутанные звуки стремились раскроить череп; неосязаемый буран из тел – расшатать рассудок. Тут не оставалось места живому. Слепая целенаправленная волна не ведала покоя и сострадания. Верумы уничтожали всё, до чего дотягивались.
Однако белая погибель пронеслась мимо. Не заметила, не почувствовала окутанный в силу женский силуэт. Химера слыла той единственной, до кого разрушительной массе не было дела. В конце концов, её не существовало.
Дева плавно повела плечами, сбрасывая с оголённой кожи не только мокрые вороные пряди, но и оцепенение, что расползалось от стремительного потока. Влияние духов губительно тянулось к разуму – она и не примечала. Только видела, как расступается пугливо перед её шагом неестественный туман.
В итоге и это утратило значение. Сознание Химеры заполонило нечто иное: зов. Вековечный голос и шорох беспрестанно движущихся шестерёнок. Он подчинил её движения: дева коснулась волокон мира, принуждая всё следовать своей воле. Так, как покорствовала сама. Обычно мгновения эти знаменовала холодная ясность, отчётливое понимание собственных действий. Все чувства и сомнения исчезали – оставался лишь замысел.