Стая состояла из множества разнообразных чудовищ, однако дева захватила сознание излюбленного, того, что носило её собственное прозвище. Глазами химеры смотрела она на те человеческие очертания: тщедушные, сгорбленные то ли от колеблющегося внутри страха, то ли от усталости, то ли от возраста. Дыхание его сбилось, подчинился шаг процессии. Сквозь призму кошачьего зрения одежды воспринимались жёлтыми, а узоры – смазанными и несущественными. Однако взгляни юница своим видением, то непременно зацепилась бы за знакомую эсофическую вязь на красной ткани. Одеяние, украшенное брошами, цепочками и ремнями, несло в себе тот же смысл, но покрывало другие плечи. Даже едва отличалось размером от того, что струилось за бегущим сквозь пустошь мальчишкой. Единственной разницей слыл запах: в этот плащ навечно въелся резкий аромат алхимических реактивов и растолчённых ингредиентов.
Однако не верумам это замечать.
Звери неспешно продвигались у кромки Норедитилля, но сколь огромное расстояние они не покрыли бы ранее, углубляясь в чащобу, до фантома им было далеко. Химера и определила: потребуется более десяти тактов, чтобы окружённая чудовищами фигура с нею встретилась. Кристальную ясность ума заполонили расчёты, фазы механизма: на краткие мгновения личность девы исчезла под звеньями алгоритма. Те позволили ей увидеть широко распростёршуюся схему – и несуразицу, которую следует исправить.
Монстры, уловив перемены госпожи, послушно ускорили шаг. Теперь они поспеют вовремя. В большем она и не нуждалась.
Снова хлынула чернота – безграничная материя, прошитая нитями разномастных сознаний. Серебрёнными, медными, платиновыми, неприметными тёмными и столь недосягаемыми золотыми. Однако теперь Химера не стала выбирать, а позволила себя подхватить мраку, влить в единое течение и… вернуть оболочке.
Дева ощутила шероховатость перчатки, которая ещё сковывала правую руку, ледяные капли, ударяющие по обнажённым пальцам левой, покорное не только ей одной тело. Окантованный костяными наростами хвост показался из-под подола юбки да ринул к изувеченной скале. Химера полностью отдалась действиям, которые ей шептала суть.
Существовала только его воля. Только разносящееся в теле эхо.
Заскрежетало. Острая вершина хвоста вычертила новые витки, дополнила символами кольца. Оканчивались недостающими фрагментами слова мёртвого языка. Царапины ранами усеяли камень. Испуганные пред ними, повисли в воздухе частички дождя. Вся лента реальности словно норовила вот-вот обернуться вспять. Один прочерк, а следом другой – аркан замкнулся, поглотив напоследок эсо фантома и скользнувший в шёпоте призыв. Тихое, невзрачное обращение быстро растаяло в ливне.
Но они услышали.
Каменные язвы выдохнули тёмной дымкой. Руны стали кровоточить, вздымаясь вверх разлитыми в эфире чернилами. В тех слабых витках – взмахни рукой, и растают они в воздухе – возникали многоликие образы. Иллюзии усмешек да лукавого прищура глаз. Дурные предзнаменования.
И даже видя отклик на совершённый зов, Химера едва не упустила их приход. Словно они – тени – давно наблюдали за ней. Силуэты плавно выступили из скоплений мрака, мелькнули то среди узловатых корней, то над головой хищными птицами. Вспыхивали всюду алые, пурпурные и белые огоньки пытливых взоров; пространство заполонил их шёпот. И смех, и бессвязное многоголосье, и крик, и немота. Бесплотные оболочки тех призраков искажал гротеск. Встречались лики и прекрасные, и изуродованные, и даже смазанные… точно тоже фантомные.
Сквозь пустошь вдалеке проносились духи озарённые – мерцающие тысячами бликов. Однако эти, их абсолютные противоположности, источали лишь тьму. Да̀ймоны, как в ужасе обозначили смертные. Арка̀нумы, как издавна именовались они сами.
Тени взывали к ней: тысяча имён девы перекатывалась в разрозненном гомоне толпы. Всякий о чём-то голосил, всякий желал, молил и требовал. Но голос один разбивался на мелкие крупицы другим – так бесконечно, пока округа не обращалась в проклятый калейдоскоп. Вслушайся – утратишь разум.