— Ещё горит, — отстранённо сообщила Моника. Она помолчала, а потом улыбнулась вяло каким-то своим мыслям. — Ни торта, ни пирога… зато есть свеча.
— Не смешно, — буркнула Джессика и сжала крепче мою руку, будто успокаивая. Но в подобной ситуации это совершенно не помогало. Более того: успокоить она, казалось, хотела скорее себя. — Хлада, веди дальше. Только помедленнее.
Доселе не проронившая ни слова Белая кивнула и растаяла снежной вьюгой. Даже во второй раз это поражало, однако никакой реакции внутри не образовалось. Я устала и больше не находила сил чему-либо удивляться. Думала лишь об отдыхе, игнорируя то, как ломило мышцы. Ночь предстояла длинная: либо мне удастся её пережить, либо же измождённая оболочка свергнется вниз, ломая кости да отдаваясь в жертву львам.
Уж лучше бежать.
Ведомые мерцающим холодом, мы скользили по крышам. Я постоянно спотыкалась и оказывалась на грани того, чтобы упасть – держаться помогала Джессика. Изредка она разгонялась быстрее позволенного человеческими нормами, и утягивала меня следом. Без неё шея давно была бы свёрнута, конечности – раздроблены, тело – безжизненно. Временами я улавливала её обеспокоенный взгляд, но не показывала, как замирает без конца сердце и как ухает в пустоту душа. Моника маячила где-то рядом. Расслабленно, точно на утренней пробежке: то ускорится и расплывётся, то поравняется и с хищным прищуром обведёт взором. В такие моменты мне казалось, что мысли, громким гулом раздающиеся в черепушке, слышимы на всю округу.
Через особо большие расстояния между кровлями меня переносила Джессика. Толкая без устали вперёд, она обхватывала талию и перемахивала на другую сторону с силой и ловкостью настолько неестественной, что мы ещё ни разу не промахнулись. Однако первое приземление всё-таки не задалось: неправильно выставив ногу, я ударилась об полубовалившийся выступ коленом и едва не полетела головой вперёд. Благо, ничего не сломала да не подвернула, а потому спустя пару ругательств уже могла продолжать сумасшедшие прыжки.
Улицы змеились под нами в ускоренном темпе. Некоторые отличались от остальных, пестря сферами-светилами, флажками, лентами и выцветшими навесами, а другие же, безликие, соединялись в лабиринт. Какие-то выглядели мрачно, какие-то – аккуратно и приветливо. Откуда-то звучали поздние разговоры, песни и радостные вопли, а где-то царила гнетущая тишина. Людей встречалось немного; можно сказать, кроме редко мечущихся отрядов стражи да смутных теней никого в ночи и не было.
Прыжок – внизу мелькнул узкий переход с притаившимся за углом силуэтом. Прыжок – видна потемневшая белизна некоего постамента. Прыжок – очередной кадр. Из них и состоял город, точно гигантская кинолента.
Опутанный тьмой, словно бархатным одеялом, стёртый ужасом, он высился шпилями – вострыми когтями и зубами –, причудливыми обособленными постройками и рядом обыкновенных, кажущихся с такой высоты несущественными. Немногое запоминалось в погоне: детали смазывались, потому в большинстве оставались в памяти отвратными пятнами. Я примечала жмущиеся один ко второму дома, широкую площадь, мостики и аллеи, статуи и фонтаны. Один из таких выдался особо броским, даже находясь вдали. Огромный, испещрённый телами золото-мраморных драконов в водных брызгах; мне и отсюда были заметны высеченные изгибы их мышц и прожилки в крыльях. А после скрылся и он.
Впереди из вязкой мути проступило небольшое строение. Тёмное, обросшее лозами и трещинами, оно вонзалось острой геометрической крышей в безмятежную высь. Дома сгрудились на отдалении, словно в страхе перед туманом, что появлялся из его глубин и таял, не достигая их стен. Здание мрачно поглядывало на них, на нас, на всю округу бездонной теменью оконных проёмов. Злое, позабытое. Вьющиеся подле каналы тоже приобретали чумной оттенок: вода, отражая осколки потрескавшейся лепнины, будто была проклятой.
Место навеивало ужас и желание поскорее убраться прочь. Однако на него указывала вьюга.
Да чтоб его.
Рычание зычно прокатилось над кровлями. Позади воздух вспыхнул огнями, густыми до того, что их желтизна опалила нам спины и протянулась далее. Раздались удары да жалобный треск черепицы. Хищники не собирались упускать добычу из когтей, и всё равно, что я не входила в их рацион.