«Почти у цели, — услышала фантом мысли своего творения, — или почти мертвец».
И пока мелькал за его спиной свет скорыми лезвиями, пока сила верумов вспарывала прогнивший до глубины души лес, тени лукаво ухмылялись. В нетерпении роились да норовили вот-вот сорваться с места.
А сияния стали так близки…
И всё же арканумы выжидали её слов. Химера не была их госпожой, однако именно в эту ночь руководила лихим театром. По точным расчётам и безошибочным чувствам.
Механизм мыслей тикал и тикал – громыхал ему ответом яростный шаг духов. Дева их вновь ждала, словно призрак, играющий с детьми. Тикал и тикал – излишне яркий да неестественный свет резанул взор. Тикал и тикал – фантом не единожды ловила одну мысль. Кто она теперь: не проводник ли, не слуга? Тикал и тикал – очертания верумов проступили сквозь мглу. Тикал и тикал – нет. Химера была лишь конструкцией.
— Сейчас.
Даймоны растаяли в гибнущем сумраке. Поник шёпот, возрос гул. Опустелая округа дожидалась своей участи. Та неминуемо близилась: вот затрещало, кренясь, разлогое дерево, вот покачнулся под сапогами камень. В пределе видимости замаячила усеянная рунами алая ткань, а за нею разгорелась белая масса. Над головой повисла губительная аура духов. Всего пара мгновений, и всё поглотит волна.
Вдруг свет захлестнула чернота. Рокот громогласным валом прокатился над землёй, и «титан» покачнулся. Осколки сияний вспыхивали у корней, ударялись о зубья скал. В воздух взметались комья почвы, щепки. Удушливая мгла накрыла озарённые огни; блеск в отместку рассёк её вострыми крыльями. Верумы и даймоны остервенело разрывали друг друга, выдирали паутины душ, безжалостно отсекали сердца. В пылу схватки свет позабыл о хищении, а темнота самозабвенно отдалась жестокости – так велели их сущности. Противоположные, они сталкивались и более не могли разойтись. Война стала им ловушкой.
Сцепившиеся духи искажали поднебесье: вокруг кольцевалась аномальная энергия. Выкручивались и разрывались ткани реальности. Это отдавалось в грудной клети Химеры родственной силой. Бой ей напоминал о собственной истине. Взрастал и голос в голове. Прежде едва уловимые намёки на слова обращались отчётливой волей, следом – сигналами в теле.
С громким плеском мальчишка пронёсся сквозь глубокую лужу, которая образовалась подле исполосованного рунами валуна. Расхлестал воду, с тяжким вздохом прильнул к камню у ног своей создательницы. Освобождённый от преследования верумов, тот не интересовал более ни их, ни даймонов, и теперь, почти захлёбываясь потоками ливня, пытался отдышаться. Благо сражение отпустило на то такты.
И не лишь на то одно – пока духи отвернулись, настало время для уловки.
Химера прижала к груди тёплую и ещё сухую шкатулку, а другой рукой приподняла подол юбки. Пока парень дрожащими пальцами пытался расстегнуть броши одеяний, она спускалась со скалистой возвышенности. Переступала с камня на камень, которые смиренно раскинулись подобно ступенькам. Остановилась на последнем, невзирая на то, что часть одежд погрузилась в воду. К тому моменту юнец расправился с замками и принялся лихорадочно сбрасывать с себя накидку. При этом он бережливо удерживал льдисто-чёрную драгоценность и старался не оборачиваться. Развернувшееся зрелище боя не был способен выдержать обыденный разум. Только фантом порой с интересом туда поглядывала.
Плащ взметнулся в воздух, но там и застыл, едва движимый порывами ветра – Химера вскинула руку. Дева перебрала пальцами воздух, и полотно плавно заструилось, легко приподнялось над лужей. Теперь в памяти верумов – да и даймонов тоже – опечатался образ пламенных рун на ткани. Они станут искать эсофа… и некий след в его душе. Улики поведут их обманчивыми дорожками.
Химера отмахнулась от алых одеяний – те распались пеплом.
— Ты понимаешь, как должен поступить далее, — отметила она. Мальчишка молчал, дожидаясь, пока заберут из его дрожащей руки артефакт, следом и перчатку. Опускал взор на покрытую густой рябью воду. Дева знала: не хотел.
Фантом не обратила внимание на жалобный зов силы внутри сердца-камня; умостила артефакт на мягкой ткани внутри шкатулки. Поверх уложила перчатки: вначале одну, после стянула с правой ладони другую. И захлопнула крышку, резко отсекая его песнь.
Касание одной руки к деревянной поверхности ознаменовалось стуком да скрежетом. Та не была, аки левая, из плоти. От края ногтей до плеча конечность представляла из себя нечто, сформированное из кости прочным хитином. Химера помнила её, сколько саму себя – с самого сотворения.