Выбрать главу

Он понимал, что первым движением Инесы, когда она увидит его, будет попытка убежать. Он запер дверь на ключ и положил его в карман.

Наконец наступил тот миг, от которого зависела вся его жизнь. Инеса слегка пошевелилась, вот-вот она должна была проснуться. Его осенила мысль стать на колени перед распятием, которое в Альколоте висело в ее комнате. Подняв отяжелевшие от сна веки, Инеса вообразила, что Фернандо умер в изгнании и что она видит перед собой его призрак.

Она застыла в кровати, выпрямившись и сложив руки.

— Несчастный, — тихо промолвила она дрожащим голосом.

Дон Фернандо, недвижно стоя на коленях вполоборота, чтобы видеть ее, указывал протянутой рукою на распятие; но от волнения он вдруг пошевелился. Инеса, совсем уже очнувшись от сна, внезапно постигла истину и кинулась к двери, которая оказалась запертой.

— Какая дерзость! — воскликнула она. — Уходите, дон Фернандо! — Она отбежала в самый дальний угол комнаты, к фонтану. — Не подходите, не подходите! — повторяла она срывающимся голосом. — Уходите отсюда!

В ее глазах светилось пламя чистейшего целомудрия.

— Нет, я не уйду, пока ты меня не выслушаешь. Вот уже два года я не могу тебя забыть. Всегда, днем и ночью, твой образ стоит перед моими глазами. Не ты ли поклялась на этом кресте, что вечно будешь моей?

— Уходите, — еще раз воскликнула она в гневе, — или я позову людей, и нас обоих убьют!

Она бросилась к звонку, но дон Фернандо опередил ее и сжал в своих объятиях. Дон Фернандо дрожал; Инеса это почувствовала, и силы, которые она черпала в своем гневе, покинули ее.

Дон Фернандо подавил в себе порыв любви и страсти; он весь проникся сознанием долга.

Он дрожал сильнее, чем Инеса, ибо чувствовал, что действует по отношению к ней как враг, но в ней он уже не встречал ни гнева, ни возмущения.

— Значит, ты желаешь гибели моей бессмертной души? — воскликнула Инеса. — Верь по крайней мере одному: я тебя боготворю и всегда любила тебя одного. Не было минуты в той ужасной жизни, которую я веду со времени замужества, когда бы я не думала о тебе. Это смертный грех. Я делала все, чтобы забыть тебя. Напрасно! Не ужасайся моему кощунству, мой Фернандо. Поверишь ли, в святом распятии, висящем тут, рядом с моей кроватью, я часто вижу не лик спасителя, который должен нас судить, а лицо того, кто напоминает мне клятву, которую я дала тебе, простирая к нему руки в моей комнате в Альколоте. Мы прокляты с тобой, прокляты навеки, Фернандо! — воскликнула она в порыве внезапного упоения. — Так будем же счастливы хоть те несколько дней, что нам еще осталось жить.

Эти слова рассеяли все опасения дона Фернандо; он снова был счастлив.

— Как! Ты меня прощаешь? Ты еще любишь меня?

Часы быстро летели; день близился к концу. Фернандо рассказал Инесе, как ему пришла мысль забраться в сундук. Внезапно они очнулись от очарования, услыхав громкие шаги на лестнице. Это дон Блас пришел за женой, чтобы отправиться с ней на вечернюю прогулку.

— Скажи ему, что ты почувствовала себя плохо от этой невыносимой жары, — прошептал дон Фернандо Инесе, — а я спрячусь в сундук. Вот ключ от двери; притворись, что ты не можешь открыть ее, поворачивай ключ в другую сторону, пока не услышишь, как щелкнет замок от сундука.

Все сошло как нельзя лучше. Дон Блас поверил недомоганию, вызванному необычайной жарой.

— Бедняжка! — воскликнул он и попросил прощения за то, что разбудил ее так поспешно.

Он поднял ее на руки и отнес на кровать, осыпая самыми нежными ласками; вдруг он заметил сундук.

— Что это такое? — спросил он, нахмурив брови.

В нем проснулась душа начальника полиции.

— И это у меня в доме! — повторил он пять или шесть раз, пока донья Инеса рассказывала ему про страхи Санчи и про то, как попал сюда сундук.

— Дайте мне ключ, — сказал он сурово.

— Я не хотела брать ключа, — ответила Инеса. — Кто-нибудь из слуг мог завладеть им. Мой отказ, по-видимому, очень обрадовал Санчу.

— Великолепно, — ответил дон Блас, — у меня в пистолетном ящике найдутся инструменты, которыми можно открыть любой замок.

Он подошел к изголовью кровати, открыл ящик, полный оружия, и с целой пачкой английских отмычек подошел к сундуку. Инеса приподняла жалюзи у одного из окон и оперлась на подоконник так, чтобы иметь возможность сразу же выброситься на улицу в тот миг, когда дон Блас увидит Фернандо. Но лютая ненависть, которую питал к дону Бласу дон Фернандо, вернула последнему все самообладание; он вставил кончик кинжала в замочную скважину, и дон Блас тщетно сгибал одну за другой свои отмычки.

— Странно, — сказал дон Блас, подымаясь, — эти отмычки всегда действовали без отказа. — Дорогая Инеса, нам придется отложить прогулку; я не буду счастлив даже рядом с тобой при одной мысли об этом сундуке, который, быть может, наполнен преступными бумагами. Можно ли быть уверенным, что во время моего отсутствия ненавидящий меня епископ не устроит обыск у меня, выманив у короля приказ? Я пойду в канцелярию и вернусь сейчас же с рабочим, который, наверно, окажется искуснее меня.