На лице Бориса отразилось глубокое сожаление. То ли по поводу того, что нас вообще выпустили, то ли по поводу того, что мы могли стать «потенциальными» жертвами. Оказалось – ни то, ни другое. Честное слово, у мужского братства какое-то однобокое мышление. Он тоже решил, что я изрядно «набралась». А его дорогая женушка – еще больше, потому и молчит – а вообще лыка не вяжет. И недосуг было Борису сообразить, что его жена, пережившая нервную и голодную встряску, доедая свой бутерброд, по размерам превосходящий мужской ботинок сорок пятого, а то и поболе, размера (батон, разрезанный вдоль), копит силы для решительного отпора оскорблениям мужа…
Выступала она долго. В основном клеймила весь род мужской за… Да за что только не клеймила! Словом, не следовало Борису рождаться мальчиком. Но раз уж поправить здесь ничего нельзя, Наталья великодушно его простила и расплакалась. Сначала от собственного благородства, потом из-за того, что не ошиблась и вышла замуж именно за своего мужа, как выяснилось, вполне способного выжить в условиях пустого холодильника. И выжить до такой степени хорошо, что даже Наташку ждала остывшая коробочка с готовым полуфабрикатом – лазаньей.
– Ну хватит нас тут объедать! – решительно сказал Димка и, оторвав от Наташкиного «ботинка» изрядный кусок, передал его мне.
В этот момент в мою голову закралась одна интересная мысль. И до такой степени поразила, что я вместо «подачки» попыталась откусить край чашки, поперхнулась чаем и закашлялась. Борис принял это за реакцию на заботливый Димкин поступок. Подруга выразила свое особое мнение словами: «Вот до чего жадность доводит!» Димка не выдержал и послал ее доедать свою лазанью.
– Ах, вот так, значит! Куском хлеба попрекаешь! – Еще до конца не проплакавшаяся и вновь обиженная Наташка решительно встала из-за стола.
– Таких кусков хлеба не бывает! – Димка многозначительно посмотрел на остатки бутерброда.
– Как раз «такие» и бывают, – сердито заметила подруга. – Не бывает «таких», какой был в самом начале. Но его уже нет. Ефимов, с тобой в компании хуже, чем со следователем. Господи… А бедному Серову уже никакая компания не нужна… – Наташка всхлипнула и заревела с новой силой. И едва очередной раз успокоилась, как подумала про неподходящую для Светки компанию в следственном изоляторе. Но тут Борис напомнил жене о достаточно позднем времени для всех компаний и, не дав ей порыдать вволю по новому поводу, увел домой. Якобы спать. И почти на целых полчаса. Димка еще не успел закончить свои нравоучения, под которые я привычно собиралась заснуть, как супруги Кузнецовы вновь позвонили в дверь нашей квартиры. Телефоны мой муж предусмотрительно отключил, чтобы иметь возможность спокойно выспаться. Он, бедняга, и не подозревал, что времени на это мероприятие ночью не будет.
– Твоя подруга за недоеденным куском хлеба вернулась, да еще с охранником. От нетерпения босиком с ноги на ногу переминается, – чертыхнувшись, оповестил он меня, заглянув в дверной глазок. – Надеюсь, кусок уже в мусорном ведре?
Я машинально кивнула, раздумывая, какая нелегкая принесла Наталью за новой порцией издевательств? Может, успела обдумать парочку достойных выпадов?
– Ужас! – истерично завопила Наташка, скакнув через порог и прищемив собственного супруга дверью. Вот что значит привычка к аккуратности, доведенная до крайней степени педантизма – вошел, не забудь закрыть за собой дверь, независимо от обстоятельств.
– Туля!!! Весь ужас в том, что ты сейчас сломаешь мне ребро, – поморщившись от боли, заверило «обстоятельство» и, изловчившись, дало супруге под зад коленом.
Пройдя через надежные руки моего мужа (в том плане, что ему чужого не надо), прихватив по пути мою сумку с вешалки, Наташка пролетела проторенным путем через холл. На лету истерично потребовала убрать напольную вазу. Времени на это не хватило, в считанные секунды я едва только успела за ней наклониться. Втроем, то бишь вместе с вазой, мы и расположились на полу. Вернее, на ковре. Ламинат – штука скользкая. В свое время без конца путающиеся под ногами кошки заставили предпринять определенные меры предосторожности. В том плане, что мы знали, где можно упасть, поэтому и постелили ковер.
Наташке было не до удобств. Она с ходу отвергла две руки помощи – Димкину и Бориса и попросила оставить ее в покое. Димка ухмыльнулся и заявил, что соседушке не следовало шляться за своим покоем по чужим квартирам в час ночи. Подруга не обратила на его замечание никакого внимания, встала на четвереньки и довольно ловко доползла до кресла. Природный румянец на лице принял багровый оттенок.
– Ир, ты лучше сядь, – всхлипнув, предложила она мне, как будто я и так не сидела. Тем не менее я послушалась и, плохо соображая, Наташкиным же способом добралась до второго кресла.
– Дима, не обращай внимания, пусть ползают. Тут, понимаешь, открылись новые обстоятельства сегодняшнего загула Натальи с Ириной, – причесав пятерней волосы, задушевно поведал Борис. – Даже не знаю, как быть… Туля, оставь в покое чужую сумку.
– А? Ага… То-то я думаю, куда делась пачка моих бумажных платков? – Наташка закрыла мою сумку, опустила ее на пол, к вазе и, глядя на меня печальными глазами, брякнула: – Серов ожил!
– Какое счастье… – пролепетала я, силясь осмыслить новость. – И прямо из своего мешка вам позвонил? Или из прозекторской? Димуль, а разве покойникам в морге мобильники оставляют?
– Разумеется, милая. Их же там догола раздевают. А мобильники оставляют на всякий случай. Вдруг покойник со страху оклемается. Будет чем прикрыться для сугреву. Да и сообщить о своем воскрешении можно.
– Балбеска! – возмутилась Наташка. – Серов звонил из квартиры Светланы. А мой телефон нашел в Светкиной записной книжке.
– Посмертно… – невольно выдала я, рассуждая вслух. – Ничего удивительного. Такие глю… факты истории известны.
– Более того, – подтвердил Димка, – ими просто кишат истории болезни пациентов психиатрических больниц.
– Наталья, ты можешь все толково объяснить людям? Честно говоря, я и сам желал бы разобраться.
– Как я могу все толково объяснять, когда меня тут в сумасшедший дом посылают! Причем без направления специалиста…
– А ты туда не ходи. И не утрируй, пожалуйста, – Димка посерьезнел. – Давай вернемся к нашим баранам. Звонил Серов…
– Сам ты баран! Звонил Серов, из Светкиной квартиры. Живой и здоровый, поскольку его никто не травил… Господи, а ведь я действительно чуть со страху не свихнулась. Можете представить мое состояние?
– Но Раиса Афанасьевна сама видела… – робко заикнулась я, решив повернуть разговор в нужное русло.
– Видела, да не того! А домработница Серова, несмотря на то, что величает себя «помощницей по хозяйству», тоже изрядная кретинка. Подслушала телефонный разговор работодателя, да истолковала по-своему. Серов действительно к двенадцати часам собирался заявиться на одно мероприятие, только не к Светке. У его приятеля годовалый юбилей… Подождите… Нет, с вами действительно свихнешься! Я хотела сказать, что у его друга детства очередная годовщина со дня смерти отца. Серов обязался быть, спросил, что надо купить, приятель сказал, что ничего не надо, если только маленький веночек, вот Серов и доложил, что заявится с цветами. После кладбища, как водится, отметили круглую дату, а после семи Серов решил закатиться к бывшей жене, чтобы снова позвать ее замуж. Двадцать четыре часа, отпущенные на раздумье, как раз истекли. Квартира была закрыта, на звонки Светка не отвечала. Он решил ее дождаться. Сначала думал, что она просто отошла в магазин, потом дал волю ревности. Короче, сел на лавочку во дворе так, чтобы был виден подъезд, и стал караулить «невесту». Сидел, пока его не осенило, что с бывшей женой могло что-то случиться. И она, беспамятная, но по-прежнему нежная и красивая, валяется на холодном кафельном полу собственной ванной комнаты. Ну и понесся опять в подъезд. Стал опять названивать в ее квартиру, естественно, без толку. Раиса Афанасьевна, как раз вернувшаяся из универсама, куда после допросов успела забежать, ему прямо сказала, что Светланы нет и теперь уже неизвестно, будет ли она вообще. Вернее, сначала юркнула в свою квартиру вместе с увесистыми сумками, закрыла дверь на цепочку, а потом высунулась и выдала эту информацию. А для строгости поинтересовалась, кто Серов такой? Испуганный Владимир представился по всем правилам, удивляясь тому, что она его не узнала. Дверь тут же захлопнулась. Серов принялся терроризировать Раису продолжительными звонками. Та из-за двери прокричала, что своего мужа Светка уже благополучно отправила на тот свет еще днем, а выйти замуж во второй раз ей было просто недосуг, но на всякий случай потребовала от Серова документы и пригрозила милицией, заявив, что теперь с представителями закона на «короткой ноге». Владимир с готовностью поднес к глазку паспорт. Будучи от природы темноволосым и смуглым, предусмотрительно таскал его с собой. В паспорте еще сохранился штамп о регистрации брака с Беловой Светланой Константиновной. Правда, при замене документа в графе «жена» Светкина фамилия была указана в именительном падеже и мужском роде: «Белов». Димка через такое тоже прошел.