========== Суп на четыре буквы ==========
Знаете, когда мне было пять, моя мама уехала…
Нет, не навсегда. Она уехала в гости к подруге, оставив меня с отцом, который в свои почти тридцать лет считался самостоятельным и разумным человеком. Вообще я люблю своего папу, и даже тот случай не разрушил этой любви, но он сильно подорвал мою веру в то, что мужчинам можно доверять детей.
Собственно, и случай этот вспомнился мне лишь по той причине, что я стою возле походного котелка с половником в одной руке и ковшом в качестве тарелки — в другой и гипнотизирую содержимое.
Папа сварил суп.
Помню, что он был очень доволен своей предприимчивостью. Налил себе и мне по большой и глубокой миске, так сказать — от души. Мой папа никогда не был жадным. Поэтому мне досталась хорошая мужская порция с толстым ломтём чёрного хлеба в придачу. Надо также добавить, что в детстве я была ребёнком-который-питается-воздухом. По-простому — я нифига не ела — ни в садике, ни в гостях. Лишь дома — крошечные, красиво украшенные и хитро приготовленные мамой блюда.
Прошло больше двадцати лет, но я очень чётко помню толстый слой рыжеватого масла, в котором, словно кораблики, плавали куски жарено-варёного лука. Папа был суров. Это сейчас, когда появилась шутка про Челябинских мужиков, я понимаю, почему, но тогда строгий окрик «ешь!» вызвал у пятилетней меня лишь недоумение и обиду.
Я честно нырнула непривычно огромной столовой ложкой в недра тарелки, стараясь избежать зачерпывания жирового слоя, и выудила малиновую жидкость. Пересоленную. В момент, когда я это сделала, отец уже расправился со своей порцией и, к моему глубокому сожалению, обратил внимание на меня.
— Александра, живо лопай, а не то ремня получишь! — прозвучал суровый низкий голос, от которого я поёжилась.
Вообще я всегда была послушной девочкой, и до ремня никогда не доходило, меня даже не ругали, но испытывать судьбу в отсутствие мамы мне не хотелось.
Наверное, мои глаза были как у анимешных персонажей, когда мужественно — я всё же дочь своего отца — мной из миски был выловлен кусок розоватой капусты, размерами и толщиной напоминающей носовой платок, сложенный вчетверо.
Не давая мне возможности подумать, как это вообще уместить в детский рот, отец помог мне справиться с этой непосильной задачей, впихнув в меня содержимое ложки…
Ту злосчастную тарелку супа я съела до конца. Зарёванная, заляпанная, с тремя шишками на лбу от суровых «воспитательных щелбанов». Когда пытка кончилась и мне позволили встать, то я еле добежала до унитаза.
Меня рвало долго. Буро-красной массой, недоваренной капустой, полусырой картошкой, ломтями свеклы, моркови и лука. Желудок сжимался, выталкивая из себя масло и розовую жижу.
Я снова помешала содержимое котелка. Суп на четыре буквы, одно название которого вызывало спазм. Я не ела его двадцать лет. И вот, на сплаве оказались любители этого «национального блюда русской и украинской кухни». Мы отмахали вёслами восемнадцать километров по реке, и всё было как в том анекдоте: «Час назад я хотел кушать, полчаса назад я хотел есть, а теперь я хочу жрать!»
А кроме этого самого есть больше нечего.
— Ты чего так задумалась, Саш? Давай, подкрепляйся, до стоянки ещё столько же плыть, — командир забрал у меня поварёшку и положил себе добавки. — Борщ получился обалденным! Я туда еще и вчерашнего шашлыка покрошил, так что мяса много, наваристый, но не жирный. Я тут и сметанку сохранил, которую мы вчера в деревне купили. Всё за нами плыла, так что, как свежая.
— Сметанку… — вздохнула я. — Сметанка — это хорошо.
Нацедив одну «водицу» и выловив немного мяса, я плюхнула побольше сметаны, чтобы забелить красный цвет, и взяла кусок белого хлеба.
Я же взрослый человек, у меня высшее образование и психологическая травма. Я смогу… Иначе загнусь с голодухи. Если закрыть глаза, заткнуть нос, чтобы не чувствовать запаха, и кусать побольше хлеба — то этот ваш суп вполне ничего! Съедобный.
Поход продолжился с радостной вести, что на ночном привале мы будем есть картошку с тушёнкой.
*
Пожалуй, самое смешное в этой истории — то, что когда я вернулась из похода и рассказала, что мы ели там очень вкусную перловку, мой отец скривился, а потом взахлёб рассказал, почему не любит эту кашу — в детстве старший брат его накормил полусырой, непромытой и пересоленной. Я долго смеялась и сказала, что по этой же причине не люблю красный суп, и мама, чтобы не нервировать меня, больше его не варила. Но отец, кажется, не помнил моего самого жуткого детского кошмара.
Вообще отцовский урок в детстве очень мне в жизни помог. Я могу есть почти всё. Попробовать любое блюдо. А всё почему? Да потому, что я всё сравниваю с тем борщом и не нахожу аналогов ужасней.
© Copyright: Кицунэ Миято, апрель, 2015
========== Счастливый пельмешек ==========
В детстве, когда мы зимой приходили в гости к бабушке с дедушкой, то всегда лепили у них пельмени. Бабушка разводила тесто, а дед рубил мясо. Именно «рубил» — пластал специальным топориком-сечкой в корытце. Не сравнить с пропущенным фаршем. Затем, когда начинка была готова, мы всей семьёй садились вокруг стола. Женщины скали тесто, а мужчины — то есть мы с отцом и дедом — лепили. Возле каждого стояла досочка, на которую рядками надо было укладывать «ушки». Так как я делал медленней всех, то тесто мне раскатывала сестра. Неудивительно, что на нашей доске получались самые страшненькие и неказистые пельмени. То она какие-то странные геометрические фигуры сделает, то я криво защиплю.
Но наши пельмени всегда варили в первую очередь — съедали уродцев, чтобы потом наслаждаться дедушкиным и отцовским велико-лепием. Я тогда понял, откуда слово такое. Как посмотришь на красивый и ладный пельмень — и рот, и живот, и душа радуются!
Однажды бабушка рассказала нам с сестрой про «счастливый пельмень» — такой особенный, «в котором счастье, кому попадётся — тому достаётся». А делают его очень просто — вместо фарша комочек теста, или пару горошин перца кладут, или даже в старые времена денежку прятали. С монетой мы решили не рисковать, всё-таки уже большие были — десять и восемь лет, понимали, что можно о такое «счастье» зубы сломать. С перцем тоже — а вдруг самому попадётся, как потом быть — перец ни я, ни сестрёнка моя не любили. Решили мы тестом наш счастливый пельмень начинить. Взрослые разговаривают о своём, а мне сестра и шепчет:
— Вань, а чего у нас только один счастливый пельмень будет? Давай на всех сделаем!
И, несмотря на то, что мне всего десять было, я практически теорию вероятностей на пельменях тут же сестре доказал. Что даже если мы их шесть штук сделаем, то кому-то всё равно может не попасть это «счастье». Так мы и решили сделать пельменей побольше — чтобы всем счастье привалило. Что интересно, «счастливчики» лепились намного проще, чем мясные. Начинка не смазывалась и не налипала на пальцы.
— Ой, какие вы молодцы, целую досочку сделали! — похвалила нас мама. — Да ещё такие красивые пельмешки у вас нынче получились. Просто загляденье!
Бабушка поставила воду, и мы приступили к тому, ради чего, собственно, всё это и затевалось — к поеданию. Пока мыли руки, помогали всё убрать и болтали, как-то позабылись наши счастливчики, да и ели — ни мне, ни сестре ни один не попался.
— Ой, дедушка! — вдруг вскрикнула Анька, посмотрев на надкушенный дедом пельмень, который тот задумчиво вертел на вилке. — А у тебя пельмень счастливый! Это мы с Ванькой слепили! Тебе счастье будет.
— Так вот, кто это мне полную тарелку пустышей налепил?! — возмутился дед. — Ем, ем, а всё с тестом попадаются! Думал, что уже с ума схожу.
Мы с сестрой переглянулись и виновато опустили головы.