Шкуратов совершил новую попытку появиться в каюте. На сей раз более удачную. Он сумел подняться на ноги, добрался до всклокоченной постели и сел на нее.
Маркелов перекатился поближе к столику с торшером, на котором лежал автомат. Егор не обратил на его перемещение никакого внимания. Зато Татьяна заявила, что освободила Маркелова, потому что он поклялся покинуть корабль.
— Сдурела! — крикнул Шкуратов.
Илья Сергеевич вскочил и схватил автомат. С двух сторон к нему бросились Татьяна и Шкуратов.
— Назад! — заорал Маркелов. — Пристрелю, как собак!
Совсем было присмиревший шторм напомнил о себе, резко накренив судно на бок. Шкуратов отлетел к стене. А Татьяна, ухватившись за дуло автомата, удержалась на ногах и принялась вырывать его из рук Маркелова. Тот снова закричал:
— Отойди! Дайте выйти, иначе пристрелю!
Шкуратов мгновенно осознал угрозу и решил подобраться к бизнесмену сбоку, чтобы выхватить автомат. Тот заметил, но повернуться навстречу артисту ему мешала вцепившаяся в дуло Татьяна.
— Отойди! — заорал он. Его голос поглотил шум обручившейся на корабль воды.
Татьяна, падая, увлекала за собой Маркелова, и в этот миг раздалась короткая очередь. Она, взмахнув руками, рухнула на пол. Маркелов по инерции сделал шаг вперед, споткнулся о ее ногу и упал, выронив автомат.
Первым после выстрелов пришел в себя Шкуратов. Он подскочил к валявшемуся автомату, схватил его и, не успев выпрямиться, получил удар ногой в голову от растянувшегося поперек Татьяны Ильи Сергеевича. Не обращая внимания на истекавшую кровью Татьяну, Маркелов вскочил и бросился из каюты.
Шкуратов, сжимая в руке автомат, поднялся и кинулся вслед за ним.
Он заметил, как, пробежав по коридору, Маркелов свернул налево. Через несколько секунд Егор почти настиг его на нижней палубе, но Илья Сергеевич увернулся, и артист, боясь потерять его из вида, нажал на гашетку.
Пули пошли веером, Маркелов упал на мокрый заклепанный пол. Тяжело дыша, Шкуратов подбежал к нему. Держа автомат наготове, закричал:
— Вставай, падла! Иди к шлюпке!
Маркелов молча повиновался.
Они, под обрушившимся с неба проливным дождем, в полном одиночестве добрались до кормы. Там, грозя сорваться со стропил, болталась одна из шлюпок.
Шкуратов указал на лебедку аварийного ручного спуска:
— Быстро опускай!
— Егор! — взмолился Маркелов. — Это же верная смерть!
— А Татьяна, которую ты пристрелил? Лучше пошел в шлюпку. У меня рука не дрогнет!
Илья Сергеевич дрожащими руками схватился за лебедку. Шкуратов подошел с другой стороны и, понятия не имея, как спускать шлюпку на воду, нажал на красную кнопку. Стропила перегнулись за борт, и шлюпка начала медленно опускаться.
— Прыгай! — заорал артист и, видя нерешительность Маркелова, дал короткую очередь в его сторону.
Илья Сергеевич одним махом перелетел в шлюпку. И через секунду скрылся в черной тени борта. Шкуратов не стал дожидаться, пока он отцепит железные троса, и побежал в каюту, где лежала истекавшая кровью Татьяна.
Возле нее он застал опустившегося на колени графа. Рядом суетилась гречанка-медсестра и мрачно из кресла взирал на происходящее Леонтович.
— Жива? — задыхаясь от бега, спросил Шкуратов.
Павел кивнул головой.
— Правую грудь прострелил, — уточнил шоумен. — Крови много.
В дверях появился Апостолос в сопровождении судового доктора.
— Кто стрелял? — рыкнул адмирал.
— Маркелов, — не оборачиваясь, сообщил Павел.
Апостолос развернулся и скрылся за дверью. Доктор, наоборот, поспешил к раненой.
Татьяну приподняли, перенесли на привезенную каталку, и два матроса спешно доставили ее в госпитальный отсек. Доктор приказал никого не впускать и занялся обработкой раны.
Павел, Леонтович и Шкуратов, несмотря на хлещущие струи дождя, пошли на корму к стропилам, с которых Егор приказал спустить шлюпку.
Они долго смотрели вниз, но ничего, кроме болтающихся железных тросов, не обнаружили. Скорее всего, шлюпка, коснувшись воды, сама оторвалась от них и осталась далеко за кормой.
— Это верная смерть… — констатировал Леонтович.
— Так ему, подонку, и надо, — плюнул за борт Шкуратов.
— Жалко, что напоследок не всадил ему пулю в лоб, — пожалел граф.
Они стояли молча, не замечая проливного дождя. Говорить, собственно, было не о чем. Каждый чувствовал себя ответственным за случившееся, но никто из них не испытывал особой радости от сознания, что Маркелов навсегда канул в бездну.
Также молча они разошлись по своим каютам. Шторм окончательно потерял напор и оставил в покое измученный корабль.
Глава двадцать шестая
Апостолос остаток ночи провел в кают-компании. Он несколько раз заставлял старшего охранника повторять рассказ о медсестре, сумевшей их разоружить и запереть в госпитальной каюте. Выбраться оттуда им помог шторм, накренивший судно, благодаря чему железный шкаф и подпиравший его стол сдвинулись и освободили дверь каюты.
При их разговоре присутствовал улыбающийся Лефтерис. Он посоветовал вызвать Ницу. Медсестру подняли с постели и сонную притащили в кают-компанию.
— Не она, — лаконично определил старший охранник.
Ница долго не хотела признаваться, где и с кем провела время, чем окончательно вывела из себя Апостолоса. Он вскочил из-за стола и, яростно топчась на месте, предупредил:
— Или говоришь правду, или отправишься в полицию как пособница преступлений, творящихся на корабле!
Нице пришлось сознаться, в результате чего в кают-компанию немедленно был доставлен возмущенный бесцеремонностью охранников Леонтович.
Апостолос резко сменил гнев на милость и почти ласково принялся расспрашивать шоумена о его отношениях с медсестрой.
— Я не собираюсь отчитываться перед вами и рассказывать о своих дружеских контактах. Единственное, могу подтвердить, если уж так необходимо ее алиби, что прошедший вечер Ница действительно провела в моей каюте.
— Прекрасно, — согласился Апостолос. — А кто еще был с вами?
— Никого…
— И никто не заходил? — вмешался Лефтерис.
— Не помню, — резко отсек шоумен.
Апостолос вопросительно посмотрел на Ницу. Девушка не выдержала его пристального взгляда.
— Кто-то заходил, но я в это время находилась в туалетной комнате…
— Когда это произошло? — смягчился Апостолос.
— Два раза — в начале вечера и в конце… — Ница потупила глаза, чтобы не видеть лица шоумена.
— А у вас из вещей ничего не пропало? — снова встрял Лефтерис.
На этот раз Леонтович, с пятое на десятое понимавший по-гречески, подошел к нему и спросил по-английски:
— Что вы имеете в виду? Выясняете, не вор ли я?
— Хуже, — ответил бывший пират. — Вы соучастник…
Апостолос, желая прекратить их диалог, встал между ними и задал вопрос шоумену:
— Каким образом господин Маркелов оказался в каюте господина Шкуратова?
— Понятия не имею, — пожал плечами Леонтович.
— В таком случае, остается предположить, что на корабле находится еще одна подставная медсестра, сумевшая по чьему-то поручению освободить господина Маркелова, — принялся рассуждать Апостолос.
— Понятия не имею, — изобразил полное безразличие шоумен.
— Мы найдем ее… По приметам, эта девушка должна быть похожа на Ницу, во всяком случае фигурой.
Лефтерис подкатился к Апостолосу и не таясь сказал по-гречески:
— Адмирал, мне все ясно. Этот русский специально заманил Ницу, раздел, а ее вещи передал своим сообщникам. Пока они валялись в постели, Нице было не до пилотки и белого халата, а когда Маркелова освободили, вещи подбросили назад!
— Это еще доказать надо… — задумчиво произнес Апостолос и снова обратился к шоумену: — Господин Леонтович, скажите честно, кто вас попросил: граф Нессельроде или артист Егор — передать им вещи Ницы?