Лариса вспыхнула. Румянец негодования залил ее впалые щеки. Острый куриный нос дернулся, очки чуть было не свалились с него. Она встала и зло отчитала его:
— Как бы вы ни относились к женщине, популярность у вас все равно на первом месте. Даже этикет подчинен ей.
Леонтович хотел возразить, но она быстро вышла из бара. Он вздохнул и признался:
— Старик, я, кажется, влюбился… Ничего подобного со мной давным-давно не случалось. Она уникальна. Я почувствовал ее подкоркой. Представляешь, между нами, кроме случайных коротких встреч, ничего не было, а я уже ощущаю ее своей женщиной. Душа, замкнутая для всех, распахнулась перед ней. Я, любящий свою жену, дорожащий нашими отношениями, без всяких угрызений совести готов к долгой любовной связи с Ларисой. Знаешь, почему? Потому что она предназначена мне судьбой! Огромное количество баб мечтает меня затащить в постель. Но они не мои. Не мне предназначены. А эта моя. Большинство людей не могут в течение всей жизни встретить свою женщину. А я вот встретил вторую, не прощаясь с первой.
— Что же дальше? — взволнованно спросил Павел. Ему стало страшно за Леонтовича. Он даже растерялся.
— Дальше великое счастье обладания своей женщиной.
Павел понял, что вынужден рассказать Леонтовичу правду о Лоре-гестапо. Но поверит ли он ему? Ведь только в страшном сне или бреду человек способен пережить то, что она сделала с ним. К тому же в обычной жизни Лора совсем не производит впечатления «fatale monstrum».
Поглядев в веселые, озорные глаза Леонтовича, он решил пока ничего ему не говорить. Если он по-настоящему влюблен, такое откровение может вызвать у него тяжелый психологический шок. И неизвестно, что произойдет дальше. Возможно, он еще больше влюбится в нее, как в роковую женщину, и она в концеконцов выпьет из него всю кровь. При этом на его лице обнаружат счастливую улыбку. Сколько мужчин любят самых гнусных, развратных, способных на любую мерзость женщин! Добродетель редко делает женщину привлекательной, порок — почти всегда. Поэтому граф нашел в себе силы не выкладывать перед шоуменом страшную тайну Лоры-гестапо. Но понял, что ему придется постоянно держать ее в поле зрения, пока она не отступится от влюбленного Леонтовича.
Тот, в свою очередь, решил доказать Павлу, что неброская внешность Ларисы неприметна только для грубого глаза, не способного отличить стильные драгоценные украшения от аляповатой бижутерии. Но Павел не захотел его слушать.
— Мне сложно понять этот любовный восторг, — как бы извиняясь, начал он. — Пойми, совсем недавно я сам был в таком же состоянии. Женщина, бывшая самой дорогой мечтой, вдруг оказалась рядом. И что? Сейчас я прохожу мимо нее и ничего, кроме пустоты в душе и боли в сердце, не испытываю. Мой скепсис понятен и не поучителен. Ты не найдешь счастья с этой женщиной, но потеряешь покой.
— Не скажи. Мне немало лет, и шрамы украшают мое сердце так же, как и твое. Я не в силах отказаться от нее, ибо не искал. Это — судьба!
— Нет, Леня. Это — рок. Самый страшный, какой описан в греческих трагедиях.
— Значит, для меня и Греция — судьба, — улыбнулся шоумен.
В бар решительной походкой вошел Янис, бегло осмотрел присутствующих и, к собственной радости заметив графа, подошел к нему.
— Послушай, Павел, я перенервничал. Какие-то дурацкие слухи о тебе. Нам надо срочно поговорить.
Леонтович обрадовался концу их бесполезного разговора и с готовностью встал из-за стола.
— Оставляю вас. Меня ждут мои мартышки. Пора репетировать, — и, подмигнув графу, удалился.
Янис сел рядом и тихо предупредил:
— Нам надо закончить наш предыдущий разговор. Вы никого подозрительного не увидели на судне?
— Абсолютно.
— Жаль. Прошу вас, посидите здесь и узнаете правду о неудавшемся покушении и его организаторе.
— Я никуда не тороплюсь, — безразлично ответил Павел, хотя его, несомненно, интересовал исход их разговора. — Хотите выпить?
— О, я уже отвык от русской привычки пить днем. Но вечером мы с вами обязательно выпьем, когда вы сами покажете мне своего убийцу.
Янис резко встал и вылетел из бара. Павел налил себе рюмку «Метаксы» и постарался представить, куда помчался этот суетливый грек. Но запутался в своих подозрениях и решил спокойно подождать.
А Янис спешил в каюту к Татьяне. Предварительно он позвонил ей и, представившись, услышал:
— А, котик, ты тот самый большой грек? Но нельзя же меня терроризировать. Во-первых, у меня менструация, во-вторых, болит голова, а в-третьих, со мной второго раза не бывает. Исключительно после свадьбы, и, естественно, не с тобой.
Янис в который раз проглотил обиду и ласковым голосом объяснил, что хотел бы занести кое-какие подарки от себя лично в качестве благодарности за воспоминания, оставленные ему.
— Тогда в чем же дело? С этого, котик, и надо было начинать. А то — к вам можно?
— Значит, можно? — уточнил Янис.
— Валяй, — подтвердила Татьяна.
На этот раз она встретила грека, уже одетая для прогулки по палубе. На ней были широкие брюки в белую и зеленую полоску и огромная зеленая длинная рубашка.
— Показывай, а то солнце начнет припекать.
Янис не спеша уселся в кресло. Вытащил из кармана коробочку в виде египетской пирамиды и раскрыл ее. Там лежал перстень из белого золота с бриллиантовой веткой.
Татьяна ахнула. Глаза ее восторженно заблестели. Она подбежала к греку и без всякого жеманства поцеловала его в губы. Янис не ответил на поцелуй и захлопнул коробочку.
— Опять пошлые намеки? — спросила она с вызовом. — В таком случае забирай это дерьмо и проваливай. Но учти, я расскажу о твоем приходе Маркелову.
Янис демонстративно спичкой принялся выковыривать грязь из-под ногтей, не обращая никакого внимания на ее угрозы. Татьяна разъярилась не на шутку и металась по отсекам, постоянно хватаясь за трубку телефона и не зная, что придумать.
Краем глаза грек наблюдал за ней и, решив, что она достаточно разогрелась, спокойно произнес:
— Таких баб, как ты, в любой таверне в Пирее завались. Потерплю уж до берега. А пришел к тебе не за тем. Нужно одно твое слово, и получишь кольцо, а затем между нами все покроется мраком.
— Шантажируешь? — крикнула Татьяна, готовая броситься на него с кулаками.
— Нет. Спасаю тебя, дуру-бабу. Граф Нессельроде решил во что бы то ни стало найти организатора покушения на него. И найдет. Я готов ему в этом помочь. Представляешь, что будет? Он узнает о том, что ты просила Маркелова принять меры и оградить тебя от графа…
— Вранье! Такого не было! Я докажу!
— Он тебя слушать не станет. Любое оправдание всего лишь усугубит ситуацию. Не уверен, доберется ли граф до Маркелова, но что тебя пристрелит, не сомневаюсь.
— Да! — взвизгнула Татьяна и задергалась всем телом в припадке ненависти. — Что мне делать?! Что?! Я немедленно перебираюсь в каюту к Маркелову и пусть меня охраняют с утра до ночи.
— Маркелов не дурак, чтобы брать на себя убийство на корабле. Это пахнет длинном сроком. Чего тебя охранять? Граф пристрелит тебя, его посадят, а мы продолжим круиз.
Татьяна была готова броситься на грека и выцарапать ему глаза. Как бы она хотела в эту минуту верить в любовь Маркелова. В то, что он всегда защитит. Но почему-то не верилось. Она вдруг обмякла и опустилась в стоявшее рядом кресло.
— Чего ты хочешь, котик?
— Ерунду. Встретишься с графом и признаешься ему, что встретила на корабле его убийцу Воркуту.
— Я же Воркуту в лицо не знаю. Он приходил ко мне на несколько минут и всегда… сзади.
— И не надо. Немного соврешь, греха не будет. Скажешь, что Воркута решил отомстить ему за тебя. Поклянешься, и все. Получай перстень.
— А не поверит?
— Сделай так, чтобы поверил. Придумай. Ты же артистка.
Татьяна закурила. Долго молчала и качала ногой, закинутой на другую. Любопытство взяло верх.
— Тебе-то зачем?
— Воркута на корабле. Нам нужно его выследить. Но граф не хочет нам помогать, хотя в отличие от тебя прекрасно знает его в лицо. Поэтому нашли выход. Пусть граф сам уничтожит Воркуту. Только не на корабле. В Пирее. Предупреди его об этом. Он ждет тебя наверху в баре «Сафо».