— Женщины делают нас уязвимыми. У твоего дяди разговор с врагами был короткий. Советую перенять его манеру ведения дел. Иначе проиграешь. В нашем городе только так.
— Я подумаю об этом. Впереди рождество, у меня будет много времени на размышления. Но пока пробьем его футбольный клуб. Надо сделать так, чтобы со Стасом Прохоровым разорвали все контракты на будущие сезоны. Пусть почувствует себя дерьмом, с которым не хочет иметь дела ни один уважающий себя тренер. А пока выпьем за твой будущий ночной клуб.
— За клуб, — оживился Рустам. — За восстановленный добрый клуб с девочками, готовыми пуститься во все тяжкие в любой момент.
— Никак не угомонишься?
— Ты поймешь меня позже. Лет через десять, когда твоя юная женушка перестанет будоражить воображение, — отрывисто расхохотался Рустам и снова разлил виски.
Виктор сел в кресло дяди и распечатал пачку дорогих доминиканских сигар.
— Вчера у Анатолия сын родился, — вспомнил Рустам. — Михаилом назвали.
Мрачный взгляд Виктора не предвещал ничего хорошего.
— Я не общаюсь с ним, — тут же замахал пухлыми руками Рустам. — Софи девочкам нашим письмо вчера в сетях написала, они и поделились со мной. Скучает она шибко по родному клубу.
— Неудивительно, ведь моему дяде не удовлетворить ее потребности в постели.
— Понятно, что не удовлетворить. Но он так мечтал о собственном сыне.
— Вот пусть его и нянчит, — сверкнул ледяным взглядом Виктор. — А к нам дорогу забудет навсегда. Пусть сидит на своем вонючем Брайтон-Бич, пока не сдохнет от инфаркта.
— Пусть сидит, — хмыкнул Рустам. — Это мы еще здесь повоюем.
— Повоюем, — затягиваясь сигарой, согласно кивнул Виктор.
Глава 8. Виктор, 31 декабря
Темно-серый «БМВ» притормозил у небольшого сувенирного магазинчика. Виктор мрачно взглянул на стеклянную дверь. Внутри почти никого, но на двери висит вывеска «Открыто». Значит, его теща на месте.
Он никак не мог понять, за что она его ненавидит. Сам Виктор не испытывал к этой женщине ничего, кроме брезгливого презрения, но он любил свою жену. Он видел, как переживает Таша и сейчас был готов на любые условия спивающейся Татьяны. Заплатить ей, расширить ее магазин – но с одним условием – Татьяна прекратит употреблять спиртное и помирится с дочерью.
Подхватил с переднего сидения красивую коробку конфет и вышел из машины.
Толкнул дверь плечом – зазвенел колокольчик на двери.
Татьяна подняла голову из-за прилавка. Сглотнула нервно. Одна и трезвая она не такая смелая.
Виктор усмехнулся и медленно подошел к прилавку.
Красивая. Темные волосы вьются волнами, темно-красная помада хорошо сочетается с цветом глаз. Под глазами тонкая сеть морщинок, намекающих на возраст, но они совсем не портят образ. Скорее, портит увлечение алкоголем.
— Добрый день, Татьяна.
— Что вам нужно, Виктор?
— Вот, пришел поздравить тещу с новым годом.
Положил на прилавок коробку конфет и холодно улыбнулся.
— Я не хочу от вас подарков. Хватит уже и того, что Таша скоро родит от вас ребенка.
— Разве это плохо? То, что я люблю вашу дочь?
— Плохо то, что на ребенке будет кровь всех, кого вы и ваш дядя успели уничтожить.
— Не сравнивайте меня с моим родственником! Я не имею никакого отношения к его делам! У меня свой бизнес!
— Яблочко от яблони, оно недалеко падает. Вы моей дочери голову задурили, Виктор. С самого начала. А она, глупая и неопытная, повелась на всю вашу сверкающую мишуру. Конечно, повелась! Ее никто до вас по заграницам не возил, подарков не покупал! Только не понимает она, что тот, кто высоко взлетает, потом больно падает. Как еще долго она вам будет нравиться? Год? Два? А потом, что с ней будет? Запрете наверху в своей башне навсегда и будете жить в свое удовольствие? Иметь все, что движется, как ваш дядя?
Сердце больно екнуло. Усмешка – ледяная и презрительная – скользнула по лицу.
— С вашей дочерью у нас семья. В настоящем браке нет места изменам и запретам. И ребенка своего я, в отличие от вас, жду с трепетом.
— Так ждите у себя в башне, Виктор! Сюда вы зачем пришли?
— Потому что вы мать моей жены! Неужели непонятно? Мне война с женщинами ни к чему!
— Виктор, я принять вас не смогу, как бы вы не старались. И ребенка, который родится у Таши, тоже. Поверьте, я знаю, о чем говорю. Я одно время любила вашего дядю. О его методах работы с неугодными людьми не понаслышке знаю. То, что в новорожденном ребенке будет течь ваша кровь, это чудовищно, поймите вы! Ни моя дочь, ни внучка никогда не отмоются от ваших грехов!
— Не вам решать вопрос о грехах!
Татьяна горько рассмеялась.
— Уходите, Виктор. Нам с вами не встать на одну сторону. А Таша уже большая. Сама вольна выбирать, за кого ей замуж идти и от кого детей рожать. Я все, что могла, ей дала. Вырастила. Дальше ей самой идти. Если она решила, что ее путь будет рука об руку с вами, пусть идет кровавой дорогой. Спасти ее я уже не смогу. Ребенок решил все за нас. Ей оставаться с вами.
Виктор втянул грудью воздух. Полыхнула в груди глухая ярость. Сжались кулаки. Развернулся и зашагал прочь из магазина. Громко хлопнула стеклянная дверь. Жалобно зазвенел колокольчик. А на прилавке осталась лежать нетронутая коробка конфет. Как символ праздника, окончательно разбившего семейные расклады вдребезги.
Глава 9. Таша, 15 марта
Пятнадцатое марта. Просыпаюсь посреди ночи от противной тянущей боли внизу живота. Прислушиваюсь. Вроде отпустило. Потом свело болью поясницу. Боль не сильная, но довольно ощутимая. Меня охватывает страх.
От того, что я вожусь под одеялом, просыпается Виктор.
— Что такое, Таша? — с тревогой смотрит на меня он.
— Живот немного тянет. Потом отпускает. Пойду в туалет, извини…
Кое-как сползаю с кровати, делаю два шага, и чувствую, как по ногам течет жидкость.
— О, черт… что это? — до смерти пугаюсь я.
— Воды. Это отошли воды, — пугается вместе со мной Виктор. — Надо было тебя еще вчера отвезти в больницу!
—Доктор сказала, вызывать скорую, если что-то начнется не по плану. Плановые роды послезавтра!
— Какая скорая, я сам тебя отвезу! Иди в ванную, я позвоню ей.
— Ладно…
Захожу в ванную. Снова тянущая боль в районе поясницы. Мне так страшно, что стучат даже зубы.
— Таша, — стучит в дверь Виктор. — Ты в порядке, малышка? Доктор сегодня как раз на дежурстве. Она сказала, собираться спокойно и не нервничать. Время еще есть, матка быстро не раскроется.
Боль пронизывает низ живота и поясницу. У меня трясутся руки. Мне страшно, дико страшно. Что, если мы не успеем? Если что-то пойдет не так? Безумно хочется позвонить маме или бабушке. Но будить бабушку в пять утра нехорошо. Она начнет нервничать, и у нее поднимется давление.
Через полчаса мы уже в больнице. Меня встречает персонал, быстро переодевают и подготавливают к родам. В предродовой я не выдерживаю, отправляю маме сообщение.
«У меня начались схватки. Я в больнице. Приезжай, пожалуйста».
«Тебя есть, кому поддержать и без меня», — прилетает ответ.
Вот и все ее слова в ответ на сообщение, что я в больнице и вот-вот стану мамой. Они больно бьют в самое сердце, и по щекам текут слезы.
— Не смей больше ей писать! — рычит Виктор и вырывает у меня из рук телефон. — Я запрещаю тебе, слышишь, Таша?! Запрещаю с ней общаться!
Я растираю слезы по лицу и чувствую себя полной дурой. Беспомощной и уязвимой.
— Я позвонил твоей бабушке, она приедет через пару часов, не волнуйся, — смягчается он и сжимает мою руку. — Пожалуйста, не думай о матери. У нее своя жизнь, у нас своя!
Новая волна боли выбивает всю сентиментальность. Мне уже все равно, что написано в ответном сообщении. Только бы дали что-нибудь обезболивающее.