— Что мы будем делать с этими деньгами? Как вы думаете, Дорель?
— Оставим их у себя, они ни в каком случае не должны быть возвращены интенданту. Не забудьте, что эти миллионы — награда за участие в измене; сомневаться в том, что это английские деньги — невозможно, в доказательство у нас есть расписки.
— Вот они, — сказал Сурикэ, подавая генералу расписки, — а вот и связки денег, — прибавил он, выкладывая чеки на стол.
— Не доводите щепетильность до крайности, друг мой; дело это законное и честное, у вас нет средств для ведения войны и организации обороны. Биго и Водрейль на ваши справедливые требования отвечают только «у нас нет денег»; наконец, сами англичане приносят нам гораздо больше вреда своими деньгами, нежели войском; они подкупают изменников, чтобы таким образом нанести нам поражение, мы захватили эти деньги — награду за предательство — и конфискуем их в свою пользу; это не наше право, это наш долг, мы не должны поступать иначе. Войну нельзя вести на ореховые скорлупки, нужны деньги, воспользуемся же английским золотом, чтобы одолеть врага, не будем простаками.
— Я согласен, любезный друг, — отвечал главнокомандующий, — вы меня убедили; когда в этом случае говорит такой человек, как вы, т.е. воплощенная честность, он не может не быть правым, я соглашаюсь с вашим мнением; деньги, предназначенные в уплату за измену, пойдут на издержки по укреплениям, которые, клянусь вам, не удастся взять англичанам.3
— Давно бы так! Теперь вы говорите, как настоящий воин; да, друг мой, сам Бог спасает вас в данную минуту.
— Правда, — сказал генерал.
— Шарль Лебо, неподкупная честность которого нам давно известна, — прибавил Дорель, — конечно, не поступил бы так, если бы хоть минуту сомневался в законности своего поступка.
— Я был не прав, друг мой, сознаюсь; вы и Шарль правы; не будем больше об этом говорить; дело решено, спрячьте только эти расписки, которые впоследствии могут понадобиться.
— Чтобы оформить дело, вы дадите Лебо квитанцию, подробно мотивированную; он передаст ее мне, а я ему выдам расписку для его обеспечения, ведь так, кажется, следует сделать, Шарль?
— Совершенно так, генерал, — с поклоном отвечал молодой человек.
Генерал позвал сержанта и приказал ему принести все нужное для письма.
— Не забудьте выписать прописью сумму три миллиона и изложить исторические обстоятельства, при которых деньги эти были конфискованы.
— Будьте покойны, любезный друг, я ничего не забуду.
— Чем я могу отблагодарить вас, любезный Шарль?
— За то, что я исполнил мой долг? — отвечал тот, улыбаясь.
— Нет, за все услуги, которые вы продолжаете мне оказывать.
— О! — сказал Мрачный Взгляд. — Я знаю, чего он желает.
— Чего же? — с любопытством спросил генерал.
— А это дело очень щекотливое; вы, кажется, ему нечто обещали?
Сурикэ покраснел, как помидор, и не знал куда деться от смущения.
— Вспомнил! Дорель, вы не знаете, Меренвиль в Квебеке?
— Разве вы забыли, что его командировали в помощь Буганвилю?
— Так, так, опять забыл! Я вам дам письмо к моему двоюродному брату, если увидите его раньше меня.
— Хорошо, — сказал Дорель.
Молодой человек горячо пожал руку генералу, который ответил ему улыбкой.
— Прощайте, мой друг, и извините, что я так долго забывал о моем обещании.
— О, генерал! Извиняться передо мной? Кстати, — сказал он, чтобы переменить предмет разговора, — по поводу Буганвиля, который, кажется, маневрирует немного выше Квебека; по моему мнению, вам следует предупредить его, чтобы он обратил внимание на Фулонскую бухту; там, кажется, можно ожидать английского десанта, т.е. я даже этого наверное ожидаю.
— И вы правы, благодарю вас, я уведомлю Буганвиля, чтобы он принял меры. Дорель, пошлите ему письмо с нарочным.
— Будьте покойны, я ничего не забуду, все сделается хорошо и вовремя. Теперь позвольте с вами проститься, поздно, а у меня еще много дела; вы все мне сказали, ничего не забыли?
— Нет, любезный друг.
— В таком случае потрудитесь приказать, чтобы мне подали лошадь.
— Извините, г-н Дорель, я забыл передать вам нечто, — сказал Сурикэ.
— Что именно?
— Снятый мной план Фулонской бухты.
— О, да. Это весьма важно.
— К счастью, я вспомнил вовремя, вот он, — прибавил он, подавая план.
— Благодарю вас, — сказал Дорель, — завтра он будет передан Буганвилю.
— Позвольте мне и моему другу проводить вас до дому.
— С величайшим удовольствием, господа.
— Нет, стойте, — живо перебил их генерал. — Пришли сюда, сами виноваты; я вас арестую, мне нужно рассказать и показать вам массу интересных вещей, друзья мои; я вас не выпущу, ночуйте у меня, здесь есть все, что нужно, не беспокойтесь.
— Нам всегда хорошо у вас, генерал.
— Как любезно вы выражаетесь, точно в Версале, — смеялся генерал, — но все-таки не так изысканно, как Ларутин.
— Да, — сказал Дорель, — это — совсем особый жанр.
— Он очень интересен, — заметил Мрачный Взгляд, — я никогда не видал ничего подобного.
— Да, его фразеология настоящая, я очень люблю этого чудака, он меня развлекает, когда на меня находят порывы отчаяния. Эй, Ларутин, где вы? — закричал генерал.
— Здесь, неукоснительно, ваше превосходительство, я осмелился смиренно ожидать отъезда г-на Дореля; лошадь стоит спокойно, хотя она очень горячего нрава.
— Я говорю вам, что это перл, теперь таких не делают.
— Жаль, — сказал Мрачный Взгляд с насмешливой улыбкой.
— Все готово, — сказал Дорель, — пора ехать.
— Увижу ли я вас завтра?
— Не знаю, я сделаю все возможное и невозможное, чтобы у вас побывать; не приду — значит, не мог; разумеется, если случится что-нибудь очень важное, я брошу все дела и прибегу.
— Согласен.
— До свидания, господа, покойной ночи.
— И вам также, — отвечали охотники.
Пожав всем руку, Дорель вышел, сел на лошадь и ускакал.
— Что за чудесный человек и какой преданный друг, право, если бы я не встретил еще две-три такие же благородные личности, я бы умер с горя в этой ужасной стране, где одни дикари и бесстыдные воры.
— Вы слишком строги, генерал.
— Нет, куда бы я не обернулся, везде одни мошенники. После этого разговора охотники отправились спать. На другой день Монкальм сам разбудил их рано утром; они поспешно вскочили и вмиг были одеты.
Генерал желал вместе с ними осмотреть земляные работы.
Они отправились.
Мы уже говорили выше, что Водрейль ничего не сделал для укрепления Квебека на случай атаки; вал оставался недоконченным, город был совсем не подготовлен к обороне.
Как ни поздно познакомился главнокомандующий с этим положением вещей, он успел прикрыть город укрепленным лагерем, для которого выбрал отличную позицию.
Река Св. Лаврентия защищала его ретраншементы с фронта.
Слева они опирались на реку Монморанси, протекавшую по дну глубокого оврага.
Справа ретраншементы сообщались с Квебеком посредством моста через реку Сен-Шарль.
Для усиления позиции построено было несколько редутов.
Укрепленный лагерь был назван по имени деревни Бонор, расположенной в его центре.
Охотники были в восторге; они не могли понять, каким образом удалось генералу при полном отсутствии денежных средств возвести такие чудесные сооружения в такой короткий срок.
По их мнению, это был баснословный подвиг.
— Много можно достичь, — сказал, улыбаясь, генерал, — опираясь на походный патриотизм и любовь солдат; теперь, если только неприятель даст мне время, я, благодаря вам, милый Шарль, сделаю и многое другое; пойдемте завтракать.
— Скоро вы ожидаете атаки?
— Удивляюсь, что генерал Вольф еще не появился; мои лазутчики уже давно известили меня, что англичане располагают огромными силами и все готово к выступлению.
3
Сделка эта между главным интендантом и Денисом де Витре исторически достоверна; расписки, сохранившиеся у Дореля, много содействовали к обвинению этого негодяя.