— Пойдём со мной, Ховард, — говорит Хадсон с коридора.
Я вытираю лицо и выхожу к нему. Он улыбается — широко и по-настоящему — и протягивает мне руку.
— Хочу тебе кое-что показать.
Я вкладываю ладонь в его. Она тёплая, крепкая — как будто всегда была здесь.
— Что именно?
— Увидишь. Пошли.
Он тянет меня за собой через весь дом, мы выходим за белую калитку к его пикапу. Он открывает мне пассажирскую дверь, и я на секунду бросаю взгляд на стол, где трое Роулинсов всё ещё обедают.
— Эм, я не хочу показаться грубой, всё-таки это семейный обед…
— Господи, Ховард, после всего, что устроил тебе Гарри, ты имеешь полное право сбежать с этого чёртова обеда. К тому же, у тебя сегодня день рождения.
Откуда он знает?.. Он взъерошивает мои волосы одной рукой, другой помогает устроиться в кабине.
Когда он заводит машину, Рид и его мама замечают нас. Оба смотрят. Я ощущаю себя какой-то школьницей, сбежавшей с уроков, и с трудом сдерживаю желание съёжиться в кресле.
Мы едем к лошадиным загонам. На всех воротах он выходит сам — говорит, это справедливо, раз у меня день рождения. Жаль, что я не взяла телефон — проверить, писали ли мама или Руби. И сфотографировать всё это великолепие. После пары ворот и сорока минут в пути мы начинаем подниматься в гору. И на вершине передо мной открывается такой вид, что захватывает дыхание.
Озеро, горы, елово-пихтовые леса тянутся до самого горизонта. Это похоже на сон. Но больше всего поражает не природа. На самом гребне холма стоит огромный, наполовину достроенный, деревянный дом в стиле ранчо. Красивый, массивный. Громадные оконные проёмы. Многогранная остроконечная крыша с четырьмя трубами.
Хадсон открывает мою дверь и снова протягивает руку. Я беру её, и он ведёт меня к краю пригорка. Отпускает ладонь и легко взбегает по ступеням на веранду, что опоясывает весь дом. Перил нет. Он плюхается на край и свешивает ноги:
— Иди сюда, Ховард.
Я поднимаюсь по ступеням, ветер задирает подол, и я придерживаю платье. Сажусь рядом, поправляю юбку, осматриваю величественный пейзаж.
— Что это за место, Хадсон?
Он берётся за край веранды с двух сторон.
— Мой дом.
— Этот дом — твой? — Я оборачиваюсь, пытаясь рассмотреть больше.
— Ага.
— Когда строители всё закончат? Я всё думала, почему ты до сих пор живёшь с родителями.
Я игриво толкаю его плечом. Он опускает взгляд к моим губам… потом ещё ниже. Щёки и шея мгновенно вспыхивают. Всё, чего я сейчас хочу — это его ладони у себя на лице. На шее. Я сбиваюсь с дыхания, сглатываю и отвожу взгляд обратно к горному горизонту.
— Тут потрясающе. Ты, наверное, не можешь дождаться, когда закончишь.
— Тут нет строителей, Ховард. Я сам всё строю.
Я замираю. Не этого я ожидала. Разворачиваюсь к нему.
— Ты сам строишь?
— Ага.
— Хадсон, это…
— Я прошёл столярную практику, ещё до того как полностью ушёл в ранчо. Мамина идея. И, как видишь, не зря. Но после…
Слова застревают у него в горле. Боль и обида заливают глаза. После чего?
Я возвращаюсь к краю веранды и сажусь — на этот раз поджав ноги, ближе к нему, чем раньше.
— После чего?
— После тяжёлого расставания. Мне нужно было чем-то занять голову и руки. Я спроектировал этот дом много лет назад, и когда остался без причин быть где-то ещё… начал строить. Это было больше пяти лет назад.
— Ты строишь этот дом уже пять лет?
— Ага. Когда один не так быстро.
— Да, я могу себе представить, — бормочу я, теряя мысль, уставившись на открывающийся вид. Такое потрясающее место, и всё равно — боль живёт даже здесь. Хадсон бросает на меня взгляд, но снова поворачивается к горам. Через некоторое время он встаёт и уходит внутрь.
Я вдыхаю прохладный горный воздух, закрываю глаза, запрокидываю голову и позволяю себе на минуту помечтать. Каково было бы просыпаться здесь. Смотреть закат с этой веранды. Сидеть у камина, прижавшись к…
— Ховард.
Я вздрагиваю, открываю глаза и выпрямляюсь. Хадсон стоит, опираясь руками о дверной косяк. Футболка задралась, обнажив упругий пресс и тот самый V, о котором девушки шепчутся друг другу. Его бицепсы натянуты. Он поднимает бровь. Я тут же стряхиваю с лица выражение, которое на нём, наверное, красуется, и вскакиваю на ноги.
— Да, иду.
Ветер играет подолом платья, и я придерживаю его, поднимаясь по веранде к Хадсону. Он опускает руки.