Святой Иисус.
Я накрываю её губы своими. Она цепляется за мои плечи, потом руки скользят к краю футболки.
— Можно?
— Я весь твой, — шепчу.
Её лицо чуть дрожит, словно от облегчения.
— Хорошо.
Она снимает с меня футболку и бросает на одеяло. Замирает, проводя пальцем по моей груди — от ключицы до грудины и вниз по животу, пока не упирается в пояс джинсов. Мой член дёргается от её прикосновения. Я замираю, откидываю голову назад, стону.
— Что? Что такое?
— Я не взял презерватив, Ховард. Это должен был быть просто поход друзей, празднующих успех.
— А…
— У меня есть идея получше. Держись.
Она вскрикивает, когда я хватаю её за ягодицы и притягиваю к себе. Может, я и не смогу довести её до оргазма членом, но есть и другие способы воздать должное этой потрясающей женщине.
И я не собираюсь спешить. Ни капли.
Глава 14
Адди
Хадсон переворачивает меня, и я оказываюсь под ним, растянувшись на одеяле. Его голубые глаза впиваются в меня, словно прикалывают к ткани — дыхание перехватывает. А мне всё равно кажется, что между нами слишком много расстояния. Его великолепное, подтянутое тело нависает надо мной, упираясь в землю мощными руками, и с каждым его движением под кожей играют мышцы.
А внизу у меня всё пылает, пульсирует — я жажду его.
Но на мне всё ещё слишком много одежды. И ни о каком презервативе речи не идёт. Прошло много времени с тех пор, как я была с кем-то. Адам, мягко говоря, не был щедрым, когда дело касалось моего удовольствия. Да и с его вечной самодеятельностью я у него была далеко не в списке приоритетов.
Хадсон не торопится. Ждёт, пока я устроюсь, как мне удобно, и только потом заправляет выбившуюся прядь за ухо. Моё сердце бьётся, как птица в клетке.
— Я хочу прикоснуться к тебе, Адди.
— Я хочу, чтобы ты прикоснулся.
— Если захочешь, чтобы я остановился — просто скажи.
Словно это вообще возможно. Сколько я ждала этих его прикосновений? Его тепла, его твёрдого тела рядом с моей кожей.
— Сядь, — хрипит он.
Я выполняю, как велел. Сажусь, и он устраивается между моих ног, опускаясь на пятки. Его руки тянутся к моей футболке, он приподнимает её. Я поднимаю руки, позволяя снять её.
Чёрное кружевное бельё, которое я выбрала сегодня утром, теперь играет свою роль — его взгляд темнеет, зрачки расширяются. Но он всё ещё не прикасается.
— Пожалуйста, Хадсон…
Его глаза скользят вниз, потом снова встречаются с моими.
— Ты уверена, Адди?
Ткань его джинсов натянута, там явно всё напряжено до предела. Дыхание у него сбивается, рваное, хриплое.
— В тебе, Хадсон Роулинс? Всегда.
Уголок его губ дёргается в улыбке, но взгляд тут же становится хищным. Он хватает меня за бёдра и стягивает джинсы. Та уступает, и он бросает её рядом с футболкой на одеяло.
— Блядь, Адди…
— Ты всё ещё не прикасаешься ко мне, — шепчу я.
— Дай мне минуту. Я хочу просто смотреть.
Жар поднимается к лицу. Но я откидываюсь назад, глядя вверх — на россыпь звёзд над нами. Кажется, я нашла рай. Вот он. Обнажённая, обожаемая Хадсоном Роулинсом в кузове его пикапа, под этим потрясающим небом. С потрескивающим костром рядом. С его руками — сильными, горячими… С его тяжёлым, прерывистым дыханием.
Он склоняется, целует мои губы, потом двигается ниже — к шее. Его губы тёплые, мягкие, жадные. Он скользит по ключице, оставляя поцелуи на выпуклостях груди — левой, потом правой. О боже. Его ладони обхватывают их, пока он покусывает каждый затвердевший сосок. Я тихо стону и выгибаюсь с одеяла. Его тихий, низкий смех вибрирует где-то глубоко в груди.
— Хадсон… Сними это.
Его руки скользят подо мной, он расстёгивает бюстгальтер, и я изворачиваюсь, помогая снять его. Он тяжело глотает, челюсть подрагивает, когда моя грудь подрагивает от движения. Через мгновение его губы накрывают мой сосок. С губ срывается стон.
Он сжимает мои бёдра, его вес придавливает меня чуть сильнее. Я не могу сдержаться — двигаю бёдрами, прижимаясь ноющим центром к его напряжённому возбуждению, сжимаю одеяло в пальцах. Он переключается на другую грудь. Его зубы слегка скребут по соску, потом он захватывает его губами, втягивает, отпуская с лёгким хлопком.
— Ты божественна, Аделин.
Сердце болезненно сжимается. Никто никогда не был со мной вот так. Никто не открывал меня медленно, бережно. Не давал почувствовать всё. И уж точно никто не называл меня божественной. Как я вообще вернусь к нормальной жизни после этого?
Я сдерживаю всхлип. Хадсон замирает, поднимает глаза.